Генерал-майор шахмурад олимов – сын и внук эмиров бухарских. Генерал-майор шахмурад олимов – сын и внук эмиров бухарских Бухарский эмир алимхан биография

Удивительный документ обнаружили ученые — профессор исторических наук Н. Назаршоев и доцент исторических наук А. Гафуров — во время работы в Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший архив ЦК КПСС). Опись, отпечатанная на пишущей машинке, объемом 48 листов, перечисляла материальные ценности бухарского эмира.
Херсонский музей отказался продать уникальную саблю, даже за 100 тысяч долларов.Саблю дамасской стали с эфесом и ножнами из серебра, украшенными искуснейшей гравировкой кубачинских ювелиров, изготовили еще в девятнадцатом веке лично для эмира Бухары Сеид-хана.

Эмир Бухары Мир-Сеид-Абдул-Ахад в окружении русских офицеров

Бухарский эмир и его свита в Москве в 1896 г. Фотография ГИМ.

Практически ежегодно в СМИ и в Интернете появляются статьи писателей, публицистов, ученых и просто любителей истории, в которых они высказывают гипотезы и предположения о местонахождении золота династии Мангытов. Эта тема является актуальной с момента свержения последнего бухарского эмира Саида Мира Алимхана. Причем, авторы статей стараются, как правило, приписать эмиру как можно больше богатства. Но все, как правило, пишут, что он до своего бегства из Бухары заблаговременно вывез 10 тонн золота на сумму 150 миллионов по тем временам российских рублей, что на сегодняшний день эквивалентно 70 миллионам долларов США.

Все это сокровище, как утверждается, было спрятано где-то в пещерах Гиссарского хребта. При этом по одной из версий, Саид Алимхан избавился от лишних свидетелей по классическому сценарию: погонщики, которые знали о ценном грузе, были уничтожены доверенным лицом эмира дервишем Давроном и его подручными. Затем последних лишил жизни личный телохранитель эмира Карапуш с гвардейцами, а вскоре сам Карапуш, доложивший эмиру об успешном завершении операции и посвятивший светлейшего в тайны захоронения клада, той же ночью в опочивальне дворца был удавлен личным палачом эмира. Исчезли и гвардейцы — их также умертвили.

В 20-30гг. группы вооруженных всадников, насчитывавшие десятки, а то и сотни человек, проникали на территорию Таджикистана с целью поиска клада. Однако все эти вылазки оказались тщетны. Поиски сокровища нелегально продолжились и в последующие годы. Но клад так и не был обнаружен.

Так существовал все-таки клад, замурованный в Гиссарском хребте? Задавшись таким вопросом, авторы данной статьи решили провести собственное расследование. И начали мы с поиска архивных документов, которые могли бы приоткрыть завесу тайны.

В процессе своей работы в Российском государственном архиве социально-политической истории (бывший архив ЦК КПСС) мы обнаружили любопытный документ. Отпечатанный на пишущей машинке, объемом 48 листов, в нем были описаны материальные ценности бухарского эмира.

Итак…

22 декабря 1920 года, т.е. почти через четыре месяца, после того как был свергнут эмир, члены Государственной комиссии по учету ценностей Бухарской Народной Советской Республики (БНСР) Хайрулла Мухитдинов и Хол-Ходжа Сулейманходжаев доставили на поезде в Ташкент и сдали на хранение в Народный комиссариат финансов Туркестанской АССР ценности, принадлежавшие бухарскому эмиру.

После сдачи ценного груза Государственная комиссия составила соответствующий Акт в двух экземплярах, один из которых передали в Комиссариат финансов Туркестанской республики, а второй — в Назират финансов БНСР.

Ценности, которые были указаны в Акте, имели 1193 порядковых номера (№743 повторяется дважды), упакованы в сундуки и мешки. При вскрытии, они оказались забитыми драгоценными камнями, деньгами, золотом, серебром, медью, одеждой. Из всего этого сокровища мы перечислим только то, что, на наш взгляд, представляет несомненный интерес.

Рис.3. 1 - орден Благородной Бухары, золотой; 2 - такой же орден низшей степени, серебряный (ГИМ); 3 - золотой знак того же ордена (?); 4-5 - орден Короны государства Бухары; 6-8 - медали За усердие и заслуги (6 - золотая; 7-8 - серебряная и бронзовая, из собрания ГИМ).

Драгоценные камни были представлены алмазами, бриллиантами, жемчугом, кораллом. Из них: 53 крупных алмаза (вес не указан), 39 бриллиантов крупного размера (138 каратов), более 400 бриллиантов среднего размера (450 каратов), 500 бриллиантов меньше среднего размера (410 каратов), мелкие бриллианты (43 карата). Итого драгоценных камней: 1041 карат, без учета 53 крупных алмазов.

Большинство драгоценных камней инкрустированы в золотые изделия: 1 султан с алмазами и жемчугом, 4 короны, 3 пары серег, 8 брошей, 26 колец, 26 дамских часов, 37 орденов, 11 браслетов, 53 портсигара, 14 поясов с бляхами, 7 звезд (с 5 крупными и средними бриллиантами и 30 мелкими), 43 женских зеркала, орден Белого Орла с 13 бриллиантами, нагрудный портрет Сада Алимхана с 10 крупными и 20.мелкими бриллиантами, бляха с 59 бриллиантами, орден Святого Апостола Андрея Первозванного с 20 бриллиантами, 2 ордена Владимира I степени с 20 бриллиантами и к ним две прицепки с 10 бриллиантами, 5 орденов Станислава I степени с 13 бриллиантами, орден Александра Невского с алмазами, Крест Датский с 14 бриллиантами, Орел Сербский с 5 алмазами, знак «За 25-летнюю службу» с 6 бриллиантами, 3 серебряные персидские звезды с алмазами, 18 серебряных шашек с камнями и эмалью, серебряная пряжка с 21 бриллиантом.

Кроме того, имелись украшения из коралловых бус общим весом 12 фунтов (1 ф. = 0,409кг), жемчужные бусы, обрамленные в золото — 35 ф.

Золото представлено в виде различных украшений — 14 пудов (1п. = 16кг), россыпи — 10 пудов и 4 ф. лома общим весом 4п. и 2 ф., 262 слитка — 12п. и 15ф., российских монет разных достоинств на общую сумму 247600 рублей, бухарских монет на общую сумму 10036 рублей, иностранных монет (1 ф.). В целом, масса золота в украшениях, россыпи, ломе, слитках, монетах, орденах составила 688, 424кг.

Серебро представлено в виде различных предметов и кухонной посуды: вазы, шкатулки, братины, самовары, подносы, ведерки, кувшины, чайники, подстаканники, бокалы, тарелки, кофейники, графины, столовые, десертные и чайные ложки, вилки, ножи. А также музыкальный ящик, различные женские украшения с камнями (не указано, с какими: драгоценными или нет), настольные календари, подзорная труба, бухарские ордена и медали, блюдца, статуэтки, подсвечники, котелки, браслеты, бляхи, портсигары, полоскательницы, часы напольные, часы столовые, доска шахматная с фигурами, супницы, молочники, рюмки, чарки, альбомы, кружки, сахарницы, головные женские уборы, кольца с камнями, ножны, ожерелья, большинство из которых были покрыты эмалью разных цветов, сбруи конские с бляхами.

Но больше всего серебра было представлено в виде слитков и монет в 632 сундуках и 2364 мешках общим весом 6417 п. и 8 ф., что соответствует около 102, 7 тонны.

В 26 сундуках были упакованы бумажные деньги: российские Николаевские на общую сумму 2010 111 рублей, российские Керенские — 923 450 рублей, бухарские — 4 579 980 тилля.

В 180 больших сундуках находилась мануфактура: 63 халата на меху, 46 суконных халатов, 105 — шелковых, 92 — бархатных, 300 — парчовых, 568 — бумажных, 14 различных меховых шкур, 1 пальто с воротником, 10 ковров, 8 кошм, 13 паласов, 47 суконных отрезов, 2897 шелковых отрезов, 52 бархатных отреза, 74 парчовых отреза, 78 шерстяных отрезов, 1156 отрезов из бумажного материала, 415 чалм, 596 разных одеял, 278 шаровар, 1004 рубашки, 436 скатертей, 1228 платков, 746 тюбетеек, 660 пар обуви.

В 8 сундуках были упакованы медные деньги и столовая посуда, общим весом 33 п. и 12 ф.

К Акту имеется приложение, согласно которому все золотые изделия и драгоценные камни прошли экспертную оценку для определения их качества и веса. Оценку давал ювелир Данильсон. Однако, что интересно, вес драгоценных камней, золота и серебра, определенных Данильсоном, является заниженным по сравнению с тем, который приводится в самом Акте.

Мы тоже провели свои подсчеты. По нашим данным, согласно Акту и по курсу сегодняшнего дня, цена эмирского золота (1 тройская унция, или 31,1 грамма = $ 832), если его перевести полностью в лом (688, 424кг), составляет более 18 млн. долларов США. За все серебро, если его тоже перевести в лом (102, 7 тонны), на мировых рынках могли бы сегодня дать свыше 51 млн. долларов (1грамм = $2). За 1041 карат бриллиантов на торговых аукционах «Сотбис» или «Кристи» можно выручить около 34 млн. долларов (1 карат = $32,5 тыс.).

В целом стоимость только этой части казны драгоценностей Мангитов в сумме составляет около 103 млн. долларов, что как минимум на треть перекрывает расчеты поисковиков эмирского клада.

Однако мы бессильны оценить стоимость 53 крупных алмазов (вес не указан), коралловых и жемчужных бус общим весом более 19,2кг.

Что касается алмазов — это самый твердый, красивый и дорогой камень из всех драгоценных камней. В четверке «высших» камней (алмаз, сапфир, изумруд, рубин) он стоит на первом месте. Алмазы всегда ценились безумно высоко не только за красоту и редкость, но и за мистические свойства, которыми они якобы обладали. Самые дорогие алмазы имеют показатели 1/1, то есть, нет цвета, нет дефектов. Из древности пошло название для таких камней «бриллианты чистой воды», т.к. чтобы отличить натуральный кристалл от подделки, его бросали в чистую воду, и он терялся в ней. Следовательно, на наш взгляд, только алмазы бухарского эмира по своей ценности могли бы превосходить все остальные ценности казны.

А можно ли вообще оценить золотые украшения с драгоценными камнями, ведь они все имеют большую художественную ценность. Чего стоит российский орден Святого Апостола Андрея Первозванного. В 2006 году на аукционе «Сотбис» за этот орден давали 428 тысяч долларов. Или единственный в своем роде нагрудный портрет Саида Алимхана, обрамленный 10 крупными и 20 мелкими бриллиантами.

И вот весь этот ценный груз из Бухары был доставлен в Ташкент. И он, вне всякого сомнения, являлся частью казны Саида Алимхана. Однако эти данные не дают ответа на вопрос: это полное состояние эмира или же только его часть? Дело в том, что вся казна Бухарского эмирата состояла, по разным оценкам, из 30-35 миллионов тилля, что соответствовало примерно 90-105 миллионам российских рублей. А 10 тонн золота любители приключений оценивают по курсу 1920 года в 150 миллионов российских рублей. Выходит, что состояние эмира они переоценили в 1,5 раза. Почему такое несоответствие?

Постараемся разобраться в этом вопросе. Возвращаясь к началу нашего повествования, мы знаем, что, как утверждают некоторые авторы, эмир вывез и спрятал в горах всю свою казну — 10 тонн золота. Мог ли он это сделать, привлекая для этой операции пару десятков людей. Думается, что нет. Во-первых, чтобы вывезти такой груз надо не менее сотни лошадей, не считая кавалеристов-охранников. А это уже целый караван. Незамеченным он не смог бы пройти и небольшое расстояние, не говоря уже о том, что груз был спрятан в отрогах Гиссарских гор.

Во-вторых, вернувшись в Бухару, эмир, уничтожив всех свидетелей, почему-то не рассказал своим близким о том, где спрятано сокровище. А ведь он должен был это сделать на случай свержения или того хуже — убийства. Ведь сыновья должны были сменить его на престоле, и государева казна им была необходима. Эмир не мог этого не понимать.

В-третьих, сбежав в Гиссар после свержения, эмир начал рекрутировать в армию местное население. Но чтобы полностью всех вооружить, у него не хватало средств. Для этого он обложил дополнительными поборами жителей Восточной Бухары, однако сумел вооружить только третью часть своего нового войска.

В-четвертых, Алимхана не оставляла надежда на помощь из-за рубежа. Так, в письме к королю Великобритании 12 октября 1920 года он писал, что надеется на поддержку Его Величества и ждет помощи от него в сумме 100 тысяч фунтов стерлингов, 20 тысяч ружей с боеприпасами, 30 орудий со снарядами, 10 аэропланов и 2 тысячи солдат англо-индийской армии. Однако Англия, не желавшая идти на прямое обострение с большевиками, опасаясь, что они могут продолжить свое наступление и установить советскую власть в Афганистане, не стала оказывать помощи эмиру.

В-пятых, Саид Алимхан не пытался, как некоторые представляют, переправить свой, якобы, спрятанный золотой запас в Гиссарских горах в Афганистан, т.к. он не доверял ни одному из своих курбаши, даже Энвер-паше и Ибрагимбеку. Кроме того, если бы даже эмир и поручил им эту миссию, она была обречена на провал, поскольку такой караван нельзя было незаметно провести по советской территории, к тому же переправить через Пяндж. Для этого надо было подготовить широкомасштабную войсковую операцию. Но для ее реализации, как показала история, у эмира не было ни сил, ни средств.

В-шестых, если бы у эмира все же и были спрятаны сокровища, то он мог в 20-30-е годы попытаться их вывезти с помощью зарубежных стран и международных организаций. Но и в этом случае он не предпринял ни одной попытки. Известны несколько перехваченных писем Саида Алимхана, адресованных зарубежным политическим деятелям, но ни в одном из них он не упоминает о наличии золотого схрона.

В-седьмых, отсутствие наличных средств не позволяло бухарскому эмиру оказывать материальную помощь своим курбаши. Так, после задержания на территории Таджикистана верховного курбаши Ибрагимбека, он на допросе 5 июля 1931 года в Ташкенте с нескрываемым возмущением признался, что в декабре 1930 года он писал эмиру Алимхану: «Семь лет (имеется в виду период 1920-1926 гг. — авт.) по твоему приказу я воевал против советской власти своими средствами и силами, постоянно получая всякого рода обещания о помощи, но так и не дождался их выполнения».

Таким образом, все вышеизложенное приводит к мысли, что золота эмира массой в 10 тонн, как нам думается, все же не существовало. В то же время у Саида Алимхана, конечно же, существовала своя казна, которую он сумел вывезти из Бухары. Ведь не случайно, во время бегства из Бухары, его сопровождали гвардейцы численностью не менее тысячи человек. Однако, как известно, на лошадях много не вывезешь. Привлечь же для этой цели верблюдов эмир не мог, поскольку они хоть и грузоподъемные, но весьма тихоходны. А эмиру нужна была мобильная группа, чтобы на случай погони ему не пришлось бы бросить караван. Вывезенные же им финансовые средства и драгоценности, думается, это процентов 15-20 от общей части казны, нужны были Саиду Алимхану на самые необходимые расходы: денежное довольствие гвардейцам, закупки вооружения, содержание своего административного аппарата и вновь набранного гарема и т.д.

Кроме того, не нужно сбрасывать со счетов тот аргумент, что эмир не думал покидать Бухару на длительный срок и ждал случая взять реванш за поражение. Ведь неслучайно, в Восточной Бухаре он объявил мобилизацию и обратился с меморандумом в Лигу наций о вынужденном объявлении войны большевикам.

Но время работало против Саида Алимхана. Большевики, взяв власть в Бухаре, захватили и большую часть оставшейся казны династии Мангитов. Эти сокровища и были переданы в Народный комиссариат финансов Туркестанской АССР.

Дальнейшую судьбу казны бухарского эмира, доставленную в Ташкент, нам проследить не удалось. Однако нетрудно догадаться, что вскоре драгоценности были отправлены в Москву. Гражданская война в России еще продолжалась, и чтобы снабжать всем необходимым Красную Армию, сокровища бухарского эмира пришлись очень даже кстати. Для этого драгоценные камни были изъяты из золотых украшений, а последние переплавлены в металл. Таким образом, вещи, которые представляли высокую художественную и историческую ценность, были навсегда утеряны. Хотя отдельные раритетные экземпляры во время перевозки могли быть «утеряны», и теперь хранятся в каких-либо коллекциях, собственники которых в целях личной безопасности, как правило, остаются инкогнито.

СОКРОВИЩА БУХАРСКОГО ЭМИРА

Пенджикент — старинный город, расположенный в горах Таджикистана. Совсем рядом — Бухара, неподалеку — граница с Киргизией, рукой подать — пустыни Туркмении. Все эти земли до 1920 года входили в состав Бухарского эмирата. В бездонных подвалах Арка — крепости, царящей над городом, за сотни лет скопились неисчислимые богатства. Каждый из трех миллионов подданных эмира должен был платить налоги в казну. Но больше всего золота поступало в казну из эмирских копей на берегу Зеравшана. За год в подземные хранилища бухарской крепости поступало свыше тридцати миллионов золотых тилпя. А расходы эмирата за этот же период составляли всего три миллиона — в основном на армию и закупку оружия. Разница оставалась в казне эмира.
В августе 1920 года для эмирата наступили тяжелые времена. События в России всколыхнули народные массы. Готовилось восстание. В небе над Бухарой все чаще появлялись аэропланы-разведчики с красными звездами на крыльях. А однажды прилетел даже четырехмоторный «Илья Муромец» — Красная Армия приближалась. Надо было не только уносить ноги, но и вывозить богатства, накопленные династией Мангытов…

ПОТОМОК СТАРИННОГО РОДА

Первый раз я встретил Масуда в Пенджикенте почти двадцать лет назад. Он занимался здесь раскопками древнего городища. От него я и узнал, какой же была дальнейшая судьба бухарских сокровищ…
— У эмира Сида Алимхана был доверенный человек — дервиш Даврон. Однажды его привели во дворец ночью, чтобы не видели лишние глаза. В покоях повелителя, кроме самого владыки, дервиш встретил еще одного человека — эмирского телохранителя полковника Тксобо Калапуша. Был там и начальник эмирской артиллерии топчибаши Низаметдин. Но его эмир спрятал в соседней комнате. Невидимый, он слышал всю беседу.
Решали, как спасти сокровища. Золота было так много, что для каравана понадобилось бы около сотни вьючных лошадей, каждая из которых могла нести хурджины с пятью пудами золота в каждом. Общая стоимость эмирского достояния превышала 150 миллионов золотых рублей по ценам того времени.
Куда гнать караван? В Кашгар? Там английское консульство, которым руководил старый знакомый эмира — консул мистер Эссертон. Но дервиш Даврон побывал уже в Кашгаре, и вести, которые он привез, были неутешительны. Письмо эмира просто испугало консула. Что такое английское консульство в Кашгаре? Маленький домик в тенистом саду на окраине Урумчи. Вся его охрана — британский флаг и несколько вооруженных винтовками сипаев. А кругом бандитские шайки, терро- ризирующие Кашгар, восстание в Синьцзяне, война в Туркестане, общая нестабильность. Принять в таких условиях караван с золотом — значит навлечь несчастье на свою тихую обитель.
Эссертон был профессиональным дипломатом и принял, как ему казалось, мудрое решение: пусть думает и решает начальство. В Дели, во дворец вице-короля Индии, ушла шифровка с изложением ситуации.
Но в Дели тоже сидели чиновники. И они также прекрасно понимали весь риск и всю ответственность, связанные с подобным делом. В случае их согласия получится, что британское правительство гарантирует сохранность эмирской казны. А если она достанется бандитам? Придется всю стоимость утраченного выплатить эмиру за счет Британской империи. Нет, на такой риск вице-король Индии пойти не мог. Поэтому английский консул написал эмиру письмо, составленное в самых изысканных выражениях. В нем он клялся в горячей дружбе и желал всего самого лучшего, лишь в конце — с огромным сожалением — заметил, что не сможет принять и хранить казну повелителя Бухары.
Теперь собравшимся той ночью во дворце надо было решить, куда направить караван — в Иран или в Афганистан. Идти с таким караваном в Иран, в Мешхед, было опасно — ситуация в Закаспии оставалась напряженной. Приняли другое решение. В первой декаде сентября 1920 года ночью караван из нескольких сот лошадей и верблюдов, груженных сокровищами Бухары, запасами воды и продовольствия, двинулся на юг. Охрану составляли эмирские гвардейцы, которыми командовал Таксобо Калапуш. Рядом с ним, стремя в стремя, ехал и дервиш Даврон.
У города Гузар резко свернули влево и у самого Лангара углубились в предгорья Памира.
Караван разделился. Вооруженная охрана во главе с Калапушем, вьючные животные с припасами и водой остались в долине. В одну из горных расщелин углубились верблюды и лошади, груженные золотом, и сопровождающие их погонщики. Впереди ехали Даврон и еще два дервиша.
Минули сутки с момента ухода Даврона и его спутников, затем вторые. Встревоженный Калапуш поднял своих людей и направился по следу каравана. Пройдя несколько километров по тесной извилистой расселине, всадники обнаружили несколько трупов. Это были погонщики. А еще через некоторое время наткнулись на самого Даврона и двух его спутников. Все трое были ранены. Даврон рассказал, что случилось. Кто-то из погонщиков проведал, что находится в переметных сумах и вьюках, и сообщил своим товарищам. Они решили убить Даврона со спутниками и завладеть сокровищем. Произошла схватка, но Даврону и его друзьям удалось отбиться. Несмотря на раны, они спрятали вьюки с золотом в неприметной пещере. Калапуш осмотрел ее и остался доволен. Не доверяя никому, эмирский телохранитель сам завалил камнями вход в пещеру и отогнал лошадей и верблюдов назад в долину.
Дервишам перевязали раны, усадили на коней. Теперь только они да Калапуш знали, где спрятаны эмирские ценности. Когда горы остались позади, Даврон почувствовал себя совсем плохо и захотел заехать в родной кишлак — это было почти по дороге. Калапуш великодушно согласился, но утром, когда наступил час молитвы, три фигуры не поднялись с земли. Даврон и его друзья-дервиши остались там навеки. Верный Калапуш выполнил секретный приказ эмира: никто не должен знать тайны клада.
— Тебе так хорошо известно, что произошло в этих местах восемьдесят лет назад, — сказал я Масуду. — Откуда?
— Я сам из этих мест. А Даврон был одним из моих предков. В нашей семье из поколения в поколение передавалась эта история. Еще мальчишкой я слышал ее и тогда же поклялся себе, что найду этот клад, хотя он и принес столько несчастий нашей семье.

СУДЬБА СОКРОВИЩА

— Как археолог, я мог заниматься поисками, ни у кого не возбуждая подозрений, — продолжал Масуд. — Расскажу тебе, что было потом…
На четвертые сутки караван возвратился в Бухару. В Караулбазаре уставших всадников радостно приветствовали топчибаши Ниэаметдин и его воины. После плова и зеленого чая легли спать, чтобы пораньше прибыть в священную Бухару. Однако утром коней оседлали только воины командующего эмирской артиллерией. Все спутники Калапуша — кроме него самого — были убиты.
Эмир милостиво встретил своего телохранителя. Подробно расспросил о дороге, о том, как нашли тайное место, как прятали сокровище и маскировали тайник. Особо интересовало повелителя, не остались ли живые свидетели. «Нет, отвечал Калапуш, — теперь на земле только двое знают тайну: повелитель и я. Но в моей верности владыка не сомневается…»
Конечно же, эмир не сомневался… в том, что тайна, известная двоим, — наполовину не тайна. И той же ночью обласканного эмиром Калапуша удавил дворцовый палач.
Всего двое суток прошло со дня его смерти, на дворцовых конюшнях стали седлать коней — эмир решил бежать. О бывшем его телохранителе никто даже не вспоминал. Теперь рядом с эмиром скакал начальник артиллерии — Низаметдин.
Через день пути где-то в степи из свиты эмира раздался выстрел. Топчибаши рухнул на землю. Не осталось никого, кроме бывшего повелителя священной Бухары, кто бы что-то знал о караване с золотом.
С отрядом в сотню сабель он пересек границу с Афганистаном. Из всего многомиллионного сокровища у него остались лишь две лошади, навьюченные переметными сумами с золотыми слитками и драгоценными камнями.
Шли годы. Эмир жил в Кабуле, но сокровище, оставленное за Пянджем, не давало ему спать. Все двадцатые годы почти каждый месяц на территорию Средней Азии проникали басмаческие шайки. Многие из них стремились в район, где был спрятан клад. Но басмачам не везло. Уничтожив посевы и убив нескольких активистов, они возвращались в Афганистан. Однако эмир не успокаивался. В 1930 году границу перешла банда Ибрагим-бека. С ним было пятьсот сабель. Но, захваченный в плен, он был казнен, его отрубленную голову отправили в 1931 году в Москву, в ЧК.
Оставшиеся в живых члены разгромленной банды Ибрагим-бека продолжали поиски клада. Кто-то решил, что тайное место должны знать родственники Даврона или Калапуша. И те стали погибать. После пыток были убиты почти все братья и сестры Даврона. Кишлак, где жили родичи Калапуша, был сожжен, вырезаны все его жители.
— Даврон был родственником моего деда, — признался мне недавно Масуд. — От него я узнал всю эту историю. И сейчас есть люди, интересующиеся моими поисками. Вначале (я был моложе тогда и наивнее) вокруг меня терся некий Тимур Пулатов из Бухары. Он из кожи лез, стараясь помочь в моих поисках. А кончилось тем, что украл несколько схем уже пройденных маршрутов и удрал с ними, как ни странно в Москву. Недавно я встретил его на улице. Знаешь эту компанию, что в восточных халатах сидит на тротуарах, выпрашивая милостыню. Так вот вожачком у них Пулатов по прозвищу «Ишачий граф»…
После кражи я стал делить свои схемы на несколько частей и прятать их в разных местах. Основное, конечно, держу в голове. Ведь район, где спрятан клад, занимает всего 100 квадратных километров. За два десятка лет я изучил его подробнейше.
— И нашел?..
Масуд загадочно молчит. Затем произносит:
— Знаешь, десять тонн золота трудно найти, но и спрятать его было трудно. Времени оставалось для этого мало. Неглубоко спрятано. Значит — чуткие приборы обнаружат. И они у меня уже есть. Только время сейчас неспокойное. Сейчас туда соваться опасно…
Трудную жизнь прошел этот человек, одержимый своей страстью. Он почти достиг успеха, но у самого порога вынужден остановиться. Только я уверен — ненадолго.

Николай Плиско. Пенджикент — Москва.
«Труд-7», № 242/23.12.1999.

Херсонский музей отказался продать уникальную саблю, даже за 100 тысяч долларов

Сюрпризом для ученых закончилось обновление экспозиции к 120-летию Херсонского краеведческого музея. Улучив момент, когда коллективных экскурсий не намечалось, порог музея переступил высокий мужчина. Он неторопливо обошел все залы, добрался до выставки оружия всех времен и народов, и прямо-таки прикипел глазами к одному из застекленных стеллажей. Какое-то время посетитель, оказавшийся богатым украинским коллекционером, пристально рассматривал лежащий за стеклом клинок. А затем без обиняков заявил обомлевшей смотрительнице: «Я покупаю эту саблю за сто тысяч долларов».
Музей, конечно, в деньгах нуждается всегда. Однако его сотрудники от щедрого предложения отказались наотрез. И вовсе не потому, что предмет торга стоил дороже (хотя на самом деле так оно и есть). Просто загадочный клинок успел побывать в руках восточного правителя и сразу легендарных выдающихся военачальников, а в его истории нашлось место и подвигам, и преступлениям.

Как оказалось, приглянувшийся коллекционеру раритет попал в Херсон прямиком из…Средней Азии. Саблю дамасской стали с эфесом и ножнами из серебра, украшенными искуснейшей гравировкой кубачинских ювелиров, изготовили еще в девятнадцатом веке лично для эмира Бухары Абдул-Ахад-хану (Здесь автор ошибается,речь идет о сыне Абдул-Ахад хана — Алим-хан е.

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
Бухара, 1920 год.
Время было около двух ночи, а эмиру Бухары Саид Алимхану все не спалось. Уже вторую ночь его одолевала бессонница. И на то была очень серьезная причина.
Накинув на плечи ночной халат, обшитый золотыми нитками, эмир вышел из спальни. Это был мужчина с красивым лицом, аккуратной бородой и выпирающим животом. Ему еще не было и сорока.
По обе стороны двери, ведущей в спальню, стояли часовые с ружьями. Коридор освещали английские лампы, установленные в стенных нишах. Услышав скрип двери, охрана вздрогнула. Тотчас все подняли головы и вытянулись.
- Вы что, спите? – спросил недовольным тоном правитель.
- Никак нет, наш высокочтимый государь, - торопливо ответили один за другим стражники.
- А мне кажется, вы спали.
- Что вы, наш государь, как можно, мы просто опустили головы, - заверил старший.
Будучи незлопамятным человеком, эмир быстро успокоился. «Конечно, не могут же солдаты спать стоя, - сказал он себе. – И все-таки не место им возле моей спальни, пусть несут службу в другой части дворца».
Он вышел на крыльцо своего дворца и стал спускаться. Гвардейцы личной охраны, стоявшие в два ряда у входа, мгновенно приняли стойку «смирно!». Их тридцатилетний командир, который доводился эмиру близким родственником, выступил вперед, отдавая честь.
Эмир остановился возле него и сказал:
- Ахмад, смени караул у двери моей спальни: не нравятся мне они.
- Будет исполнено, Ваше величество, прямо сейчас.
- Что-то не спится, дела все тревожат, никак не могу заснуть. Только глупцы думают, что быть правителем так легко. Я погуляю в саду, но пусть твои люди стоят поодаль от меня, дабы не мешать мне и не злить.
- Ваше выличество, я понял вас.
В саду было прохладно, от травы тянуло влагой. Эмир, заложив руки за спину, стал неторопливо расхаживать по аллее от одного дерева к другому. Иногда останавливался в раздумье. Затем снова двигался, пока не присел на скамейку. Он словно застыл, опустив голову. Что же так беспокоило правителя? Бухарское ханство оказалось окруженным большевиками. Кругом установилась Советская власть, и кольцо войск все стягивается, хотя большевики клянутся эмиру, что не нарушат мир и не собираются нападать на суверенную Бухару, которая и при русском царе не входила в состав Российской империи. Однако это лишь на словах, а на деле красноармейцы все ближе подтягиваются к границам эмирата и на днях захватили Карши – второй город Бухарского ханства. Теперь у эмира не оставалось никаких сомнений: очень скоро красноармейцы двинутся на Бухару. Тем более что на этот раз они хорошо подготовились - об этом докладывают его верные люди из советского Туркестана. Внутреннее чувство подсказывает Саид Алимхану, да об этом говорит и его военный советник Николаев, что город им не удержать. Бухарская армия явно слабее. Значит, надо немедленно вывезти из Бухары государственную казну. Однако сделать это непросто, ведь в подвале десятки тонн золота. По пути могут напасть банды разбойников, прослышав о золотом караване. И все же, несмотря на опасность, надо вывозить. Но куда? И кому доверить государственную казну?
Именно об этом думал эмир в саду, сидя на скамейке. Можно было, конечно, отправить золото к соседям в Афганистан, Иран, однако это не очень надежно. И после долгих раздумий он отказался от этой мысли: «Золото следует отправить в Индию, под покровительство англичан, которые управляют этой страной. Путь хоть и не близкий, но так будет надежнее. По своей натуре англичане – народ честный, им можно доверить казну, если они согласятся принять ее на хранение. Отказать не должны, ведь они помогают нам в борьбе против большевиков. Итак - англичане, тем более что у меня и Николаева дружеские отношения с их консулом Эссертоном. Все это сыграет свою роль».
После таких раздумий эмир облегченно вздохнул: «Уф!», и на душе немного полегчало.

СЕКРЕТНОЕ ПОРУЧЕНИЕ
К небольшому караван-сараю, постоялому двору, обнесенному глиняной стеной, прибыл на лошади один из доверенных слуг эмира Бухары. Это был человек средних лет, на котором красовались новый летний халат и белоснежная чалма. Ворота караван-сарая были открыты настежь. Двор был почти пуст, кроме двух наемных рабочих, которые замазывали глиной отвалившиеся части стены. В этом году весна выдалась очень дождливой, и глиняные дома горожан изрядно пострадали.
- Эй, мардикоры, где хозяин караван-сарая? – уверенным голосом спросил придворный.
Приняв его за важного человека, мардикоры тотчас побросали глину на землю и подбежали к нему, низко кланяясь.
- Досточтимый хозяин сего заведения вон в той келье, - произнес один из них и указал на нее пальцем. - Но сейчас его нельзя тревожить, он за молитвой.
Придворный спрыгнул с коня и поспешил к кельям, которые тянулись в ряд под навесом. Он приоткрыл дверцу одной из них, где у порога были выложены старые кожаные сапоги и галоши. Яркий свет мгновенно осветил полутемную комнату с куполообразным сводом, и оттуда сразу повеяло прохладой. Вдоль кирпичных стен сидели дервиши, поджав под себя ноги, так, что только пятки торчали. По обыкновению все они носили неопрятные бороды, вечно поношенные до дыр халаты, а также грубые остроконечные шапки. Этих бродячих нищих в народе почитали как божьих детей, которые всецело отрекались от мирских благ, дабы обыденная суета не отвлекала их от постоянных молитв во славу Великого Аллаха. Посему дервиши жили одними подаяниями, бродя по городам Туркестана, и в своих длительных молитвах доводили себя до религиозного экстаза. В эти минуты им казалось, что их души парят на небесах возле чертога Всевышнего.
В полутемной келье звучал голос какого-то дервиша, который по памяти, почти нараспев, читал суры из Корана. В это же время кальян, заправленный гашишем, переходил из одних рук в другие. Над головами молящихся стоял густой дым. Они слушали священные слова из Корана, склонив головы, и покачивались из стороны в сторону. Хотя странники и не понимали арабскую речь, однако это не мешало им общаться с Богом. Даже когда распахнулась дверь кельи и появилась голова придворного слуги, дервиши не шелохнулись. Казалось, они пребывали в ином, сладостном, мире и не желали оттуда возвращаться.
- Достопочтимый Даврон-ака, можно вас, - тихим голосом, как бы извиняясь за беспокойство, обратился придворный к чтецу, чалма и халат которого были почти новыми. Ему было где-то за сорок, а может, и больше.
Голос чтеца постепенно смолк; затем он поднялся с места и, прежде чем покинуть собрание, произнес: «О братья мои, внезапно появились неотложные дела, и посему прошу вас продолжить без меня наше богоугодное дело».
Хозяин караван-сарая вышел наружу и прикрыл за собой створчатую дверь. Его глаза были красными. Однако при виде человека эмира Даврон быстро пришел в себя. Он понял, что произошло нечто важное, раз срочно понадобился Его величеству. По пустякам правитель не тревожил его, главу местных дервишей. Что же произошло на сей раз?
- Я пришел за вами, - тихо произнес посланник, как только они поприветствовали друг друга. – Сам эмир ждет вас во дворце.
- Я готов. Можем тронуться в путь хоть сейчас.
Спустя некоторое время вместе с придворным он выехал из караван-сарая на туркменском скакуне. И по дороге Даврон продолжал размышлять о предстоящей встрече во дворце: «Зачем я понадобился правителю, какая на сей раз нужда, ведь только позавчера я передал сведения, собранные моими дервишами в соседних государствах, что два года назад стали советскими?» Правда, Даврон сообщил эмиру довольно неприятную весть: большевики захватили Карши – крупный город Бухарского эмирата. Правитель пришел в ярость и в гневе стал проклинать этих безбожников – большевиков. Они давно угрожают священной Бухаре и однажды уже пытались захватить город. К тому же им помогают продажные местные большевики, призывая народ Бухары к свержению государя. Взамен они обещают земной рай, где страной будут править бедняки. «Какая глупость, - и теперь возмущался про себя Даврон, следуя по городу за придворным, - да разве такое мыслимо, чтобы бедняки управляли целой страной? В нашей истории такого еще не бывало. Да разве невежественный человек способен повелевать таким количеством народу? Нет, это просто безумие. Без царя нельзя, начнется хаос, и люди поубивают друг друга. Правильно делает наш эмир, что бросает этих смутьянов в зиндан и предает их смерти. И все-таки нашему эмиру не хватает решительности, надо быть тверже».
В таких делах Даврон иногда оказывал услуги эмиру, поднимая простой народ на борьбу против младобухарцев, которые хотели видеть Бухару светским государством, с конституцией и парламентом, хотя необразованной толпе такие замыслы непонятны. И тогда религиозные фанатики нападали на дома младобухарцев, иногда даже били их палками, закидывали камнями.
Проезжая мимо базарной площади, Даврон заметил оживление: народу стало больше. Так всегда бывает - с наступлением теплых дней, когда появляется первый урюк, зелень, ранние овощи, люди спешат на базар. И в такие дни к лавкам постоянных торговцев подходят реже, чаще тянутся к дехканам, которые сидят в длинном ряду, разложив свой товар на земле или в ведрах. И каждый из них расхваливает свой товар на разные лады.
На базаре было немало дервишей: здесь всегда можно прокормиться. Даже жадные торговцы никогда не отказывают им в милости, боясь проклятий этих отшельников. Люди верят, что слова дервишей сбываются, не зря же их называют божьими детьми. Хотя дервиши бывают разные, но многие ревностно служат своему Учителю и фанатично берегут честь своего Ордена.
Почти всех своих дервишей Даврон знал в лицо и некоторых из них уже заметил в базарной толпе. Они бродили среди торговцев, затевали разговоры о религии, погоде и ценах и незаметно заводили разговоры о неразумной политике эмира. Учитывая, что торговцы – народ простоватый и болтливый, расчет был верен: некоторые соглашались и сами кое-что рассказывали о политике. А чего бояться этих замкнувшихся в себе людей! Так дервиши узнавали имена младобухарцев или просто недовольных властью эмира людей. Все эти сведения откладывались в их памяти, и с наступлением темноты они возвращались в караван-сарай Даврона передавать ему собранные разговоры. Даврон же в своей келье при лампе записывал наиболее ценные из них. Далее список с именами неблагонадежных людей и их высказываниями доставлялся начальнику городской стражи Турсун-беку, близкому родственнику эмира. И тот с улыбкой на широком лице вручал Даврону мешочек золотых монет для нужд его общины. Даврон сдержанно кланялся, приложив руку к груди, и прятал деньги за пазуху. Он искренне служил правителю и считал младобухарцев врагами бухарского народа. А эти деньги были для него не столь важны, от своего караван-сарая он имел куда больше.
Следуя за придворным эмира, Даврон вскоре очутился у входа в Арк – дворцовую часть города, обнесенную высокими стенами. Там пребывал эмир со своими приближенными. Там же находилась его резиденция и государственная казна. Как только всадники приблизились к массивным деревянным воротам, три стражника с длинными винтовками сразу посторонились, признав придворного эмира. Обычно Даврона вызывали во дворец с наступлением темноты, но сейчас было светло – значит, случилось нечто весьма важное.
Всадники проехали возле большого водоема с прозрачной водой, вдоль которого с важным видом расхаживали павлины. Затем обошли парадный вход канцелярии эмира и зашли с обратной стороны. Там имелась небольшая дверца, охраняемая двумя стражниками, которые сидели на корточках. Завидев придворного эмира, они быстро поднялись и вытянулись в струнку.
Мужчины быстро скользнули внутрь и по полутемной лестнице поднялись наверх. Так они оказались в просторной комнате - приемной канцелярии.
Увидев их, молодой секретарь в чалме и ярком халате тотчас поднялся из-за стола:
- Почтенный Даврон-ака, пожалуйте, вас ждут. - Секретарь подошел к одной из резных дверей и отворил ее: - Прошу вас!
Спутник Даврона остался в приемной, а дервиш вошел в большую комнату, обставленную в европейском стиле: большая хрустальная люстра, два шкафа с изумительной посудой. Посреди комнаты за круглым столиком сидели эмир Алимхан и полковник Николаев - в русском военном кителе с круглыми погонами и саблей на боку. Они не заметили вошедшего дервиша. Собеседники склонились над столиком, и полковник что-то объяснял эмиру, водя карандашом по карте. Даврону ничего не оставалось, как стоять возле дверей и ждать, пока на него обратят внимание. И чтобы эти важные господа не подумали, что он слушает их разговор, Даврон принялся разглядывать комнату. Когда Даврон попал в этот кабинет первый раз, ему казалось, что он очутился в ином мире, в обители кяфиров. Как и тогда, он недоумевал: зачем мусульманскому правителю такая роскошь, тем более христианские предметы. Что в них эмир нашел красивого? Может, эта комната предназначена для русских гостей, которые до революции часто приезжали в Бухару, а некоторые гостили тут годами, подобно этому полковнику? Даврон часто видел этого русского, и не только во дворце, но и на базаре, в степи среди военных. Он учил бухарских солдат военному искусству.
- Вы желали меня видеть, мой повелитель, - наконец не выдержал Даврон, осмелившись заговорить - ведь могли подумать, что он в самом деле подслушивает. При этом дервиш с почтением прижал обе руки к груди.
Эмир поднял голову:
- Ты уже здесь? А мы ждем тебя. Проходи, Даврон, не стесняйся, присаживайся рядом, вот на этот диванчик.
Дервишу непривычно было восседать на бархатном диване с шелковыми подушками по бокам - такую роскошь он считал излишней. Чрезмерное богатство развращает души истинных мусульман, отвлекает от истинной веры. Об этом Даврон как-то обмолвился в беседе с эмиром, когда тот вызвал его на душевный разговор. И тогда повелитель дал дервишу разумное объяснение. Оказывается, красота дворцов и покоев нужна лишь затем, чтобы показать чужеземным гостям богатство и мощь Бухарского эмирата. Поэтому он вынужден строить такие дорогостоящие дворцы и приглашать мастеров из Европы, желая выглядеть не хуже других. Тогда Даврон промолчал, но остался при своем мнении, хотя и не стал осуждать эмира.
Прежде чем приступить к разговору, Алимхан произнес краткую молитву во славу Аллаха, после чего все провели ладони перед лицами со словами: «Амин». Затем, как того требует обычай, поинтересовались друг у друга о самочувствии. Когда Даврон спросил о здоровье русского полковника, то получил ответ на узбекском языке: «Спасибо, слава Аллаху, жив и здоров». Даврон был удивлен: оказывается, русский говорит на их языке. Это ему понравилось.
- Да, хочу познакомить тебя с этим человеком, - произнес эмир, - русского полковника зовут Виктором Николаевым. Он мой советник по военным делам. Его знания защитят нас от большевиков. Именно ему мы должны быть благодарны за то, что наша армия смогла разгромить «красных» под командованием хвастливого комиссара Колесова и спасти Бухару. Виктор - мой старый, верный друг и не только в борьбе против большевиков. Мы познакомились лет тридцать назад в Москве. Тогда я был совсем еще молод, и мой отец - да благословит его Всевышний - послал меня учиться военному делу в кадетский корпус, желая видеть своего сына сильным правителем. Отец оказался прав, там я многому научился, чего не могли дать наши военные мужи. Там и подружился с Виктором, мы учились в одном классе. Даврон, знай же, я доверяю ему всецело. Даже больше, чем своей родне. А знаешь почему? Он не метит на мой трон.
Вспомнив о юношеских годах, эмир глянул на полковника, и оба улыбнулись. Видимо, было им что вспомнить. Однако лицо правителя быстро переменилось и стало серьезным:
- А теперь о деле. Вот зачем позвал тебя. Хочу доверить тебе очень важное дело. Ни одна живая душа не должна прознать об этом. Я никогда не сомневался в твоей верности бухарскому престолу, и ты это доказывал не раз. Если мне не изменяет память, мы с тобой дружим уже более десяти лет, еще с Шахрисабза, помнишь, я тогда был беком этой области?
- Уже двенадцать лет, Ваше величество, - уточнил дервиш, с почтением приложив руку к груди.
- Воистину ты святой человек, и я очень ценю твою преданность. Побольше бы таких надежных людей… А теперь о деле. Даврон, я посылаю тебя в Кашгар к нашему другу Эссертону – английскому консулу. Отвезешь ему письмо. Но прежде желаю знать: тебе доводилось когда-нибудь бывать в Кашгаре, знаешь ли туда дорогу?
- Мои странствия как-то завели меня в этот город, правда, это было лет десять назад. Мы с братьями по вере отправились в те места, желая почтить могилу святого Сулеймана. Дорогу туда не забыл, однако путь не близкий, займет дней пятнадцать.
Тут заговорил Николаев:
- Но на этот раз дорога будет намного длиннее. Как вы знаете, Ферганская долина занята большевиками, и вам надлежит добираться туда через горы Памира. Так что ваш путь будет длиннее, зато безопаснее. К сожалению, времени у нас очень мало, и вам придется скакать и днем, и ночью.
Однако Даврон не был согласен с ним:
- Если вы позволите, я попробую проскочить через долину: большевики не будут обыскивать дервиша. Сейчас им не до святых отшельников, нынче они обеспокоены только тем, как бы защитить занятые города от нападения народных бойцов, которых они называют басмачами. Какая глупость, ведь они сами сущие разбойники!
- Нет, - твердо возразил эмир, - это очень секретное поручение. Письмо ни в коем случае не должно попасть в руки большевиков, а также к другим людям. Если появится хоть малейшая угроза этому донесению, ты должен уничтожить его любыми путями. Поэтому не будем рисковать - поезжай через Памир. Конечно, это займет еще одну неделю пути, но так спокойнее. Ты понял меня?
- Да, повелитель. Я так понимаю, на обратном пути должен привезти ответ на это письмо?
- Ты верно мыслишь. Еще раз хочу напомнить: в случае опасности, если не удастся сжечь письмо, ты должен разорвать конверт в клочья и проглотить его.
- Все понял, Ваше величество, когда прикажете отправиться в путь?
- Прямо сейчас, - и эмир раскрыл красную папку с золотистым гербом эмирата, которая лежала перед ним, и извлек оттуда конверт, запечатанный сургучом. - Вот это письмо. Зашей его в подкладку халата.
Даврон спрятал письмо во внутренний карман халата. Затем эмир передал дервишу мешочек золотых монет со словами: «Это тебе на дорогу. Денег не жалей, мало ли что в пути может случиться».
- А это от меня, - произнес Николаев и протянул ему револьвер. – Это на случай, если нападут разбойники. Нынче их развелось повсюду.
Даврон растерялся, ведь ему никогда не доводилось пользоваться таким оружием, и вопросительно взглянул на эмира.
Эмир кивнул головой:
- Бери. С таким оружием намного легче избавиться от врагов, чем с ножом. Помни: дело очень важное, так что постарайся исполнить мое поручение как можно скорее.
- Я ваш слуга, повелитель, все будет исполнено.
- У меня нет ни малейшего сомнения. А теперь, братья мои, помолимся перед дорогой. Но прежде хочу спросить у тебя, Даврон, правду ли говорят, что ты знаешь весь Коран наизусть?
Дервиш скромно склонил голову, проявляя смиренность мусульманина.
- Я завидую тебе. Это, должно быть, самое искреннее служение Аллаху! - эмир решил взбодрить дервиша подобной похвалой, хотя сам особо не отличался набожностью.

ОПАСНАЯ ДОРОГА
Даврон вышел из кабинета правителя и увидел в приемной все того же придворного слугу. Тот сидел на диване и тихо беседовал с секретарем, рассказывая какую-то забавную историю. Оба улыбались. Завидев Даврона, слуга сразу поднялся с места и подошел к нему со словами:
- О, почтенный, мне велено проводить вас.
Они покинули резиденцию эмира через тот же полутемный коридор и оказались на заднем дворе. Стражники не сразу заметили их появление и некоторое время, сидя на корточках, о чем-то болтали.
- Чего расселись тут? – недовольно произнес придворный, и те сразу вскочили. - Вы не на хлопковом поле, а на службе Его величества. Эту непозволительную вольность я доведу до ушей вашего командира.
- Смилуйтесь, господин! У нас семьи, дети. Впредь не допустим такого, - заголосили молодые стражники.
- Ладно, на этот раз прощаю. Помните мою доброту, - уже мягче произнес придворный.
Вскочив в седло, Даврон с интересом глянул на слугу, у которого был такой важный вид, будто он здесь большой начальник. Этот молодой человек пришелся ему не по душе, и дервиш про себя отметил: «Истинный мусульманин должен быть скромнее, даже если он самый доверенный человек правителя. Хотя, что ни говори, он все равно слуга, а слуги должны знать свое место. Каждому свое, и это предопределено свыше, дабы существовал на земле порядок».
Придворный попрощался с дервишем, и тот ускакал.
Даврон спешно вернулся в свой караван-сарай. Въехав во двор, он увидел под виноградником двух слуг. Они сидели на стареньком коврике и беседовали между собой, попивая горячий зеленый чай. Эти люди обычно сторожили имущество и товар постояльцев, которых с каждым месяцем становилось все меньше и меньше. Причина была в том, что большевики закрыли свои южные границы и всех купцов объявили врагами Советской власти.
Завидев хозяина, слуги вскочили с места и поклонились. Озабоченный Даврон даже не взглянул в их сторону и зашел в свою келью. Дервишей уже не было, и только юный помощник подметал комнату. Это был его племянник, которого он привез из родного кишлака и заставил учиться в медресе на богослова. Семья Даврона находилась в одном из кишлаков, возле памирских предгорий, откуда он был родом. Юноша жил в келье дяди, помогая тому по хозяйству.
- Где Ахад, почему я не вижу его? – спросил Даврон племянника.
- Он пошел проводить наших братьев и сказал, что заодно сделает кое-какие покупки на базаре.
- Передай Ахаду, меня не будет несколько дней, пусть исправно несет службу в мое отсутствие.
Даврон подошел к нише в стене и принялся складывать вещи в хурджун.
- Если кто спросит обо мне, скажи: дядя уехал в Кабул.
- Будет исполнено, - ответил помощник и, оставив веник, взял из рук дяди хурджун.
Они вышли во двор. Яркое солнце слепило глаза. Племянник забросил сумку на спину коня, который был привязан к дереву.
По природе Даврон был немногословен, любил размышлять и потому сухо попрощался с племянником и поскакал по широкой улице.
Перед длинной дорогой надо было запастись продуктами, и Даврон заехал на шумный базар. У ворот он сошел с коня, прошелся вдоль лавок и купил лепешки, орехи, кишмиш, курагу. Мешочки сушеных фруктов сложил в хурджун и быстро покинул базар. Затем он направился к одним из городских ворот. Приближаясь туда, Даврон обратил внимание, что теперь ворота города охраняет целый отряд солдат, вооруженных английскими винтовками. Они сидели у стены, укрывшись в тени, и от безделья разглядывали прохожих, дехкан из ближайших кишлаков. Те уже продали свой товар, сделали покупки и возвращались домой. Медленно двигаясь верхом среди толпы, Даврон поднял голову и на крыше башни увидел двух дозорных солдат с биноклями. Один из них всматривался в степь, откуда со стороны Самарканда могли внезапно нагрянуть русские солдаты. Второй, совсем еще молоденький, забавлялся чудо-техникой, разглядывая в бинокль горожан и их дворы. При этом восторженно улыбался. «Видимо, увидел знакомого, - решил про себя Даврон. – Вот дурак, да разве можно таких неразумных ставить на столь важные места, когда враг может напасть в любой миг? Об этом надо будет довести до слуха эмира». Поведение глупого солдата явно расстроило дервиша, и он в сердцах сплюнул в сторону. Однако рядом сразу раздался возмущенный голос:
- Эй, дервиш, ты чего плюешься на моего бычка, что он тебе сделал плохого? - спросил с негодованием какой-то старик, еле поспевая за своим животным и держа его на натянутом поводке.
- О, отец, тысячу извинений, я не заметил его.
- Как бы не сглазил бычка, ведь я его только купил.
- О, отец, не стоит беспокоиться. Поверьте, у дервиша слюни почти святые, ведь мы божьи дети.
Недовольный старик ничего не ответил, и Даврон расслабил поводья, ускорив шаг лошади.
Оказавшись за городскими воротами, Даврон поскакал по Каршинской степи, которая вела в сторону Афганистана и памирских предгорий.
Через три дня пути он уже подъезжал к родному кишлаку Дурмен. В большом дворе с домом в несколько комнат проживали его престарелые родители, жена и шестеро детей. Кроме добротного дома, имелись лошади, три коровы, пять бычков и около ста баранов. Жизнь семьи протекала в большом достатке, ведь Даврон был хозяином караван-сарая в самой столице. Ко всему же его Орден получал немалые пожертвования от состоятельных горожан. Однако сам глава дервишей, следуя заповедям общины, вел скромный образ жизни и того же требовал от своей родни.
Когда Даврон въехал во двор своего дома, на душе сразу полегчало. По обыкновению он задерживался дома не более недели, пока не надоедали домашние, и затем возвращался в город к своим братьям. Первыми его увидели два малолетних внука, которые играли в орехи, выбивая их из круга. С радостными криками: «Дедушка приехал! Дедушка приехал!» они подбежали к нему, зная, что тот непременно угостит сладостями. Дед обнял их, и на его лице появилась легкая улыбка, что случалось с ним редко. Получив леденцы, детвора с радостными криками побежала в дом сообщить приятную весть. Из комнат сразу же вышли жена, дочки, сыновья со своими женами.
Уже позже Даврон передал жене мешочек с серебряными монетами. Столько же он поставил перед отцом на дастархан, пока невестки готовили во дворе плов. Даврон с сыновьями расположился на тахте напротив родителей, которые с волнением расспрашивали его о неспокойных событиях в Бухаре, а также на соседних землях, где власть русского царя пала и каким-то странным образом перешла в руки нового царя по имени Ленин.
- Говорят, новый царь из бедной семьи и хочет осчастливить всех бедных людей. Это правда, сынок? – спросил отец.
- Не верьте этим разговорам. Такие лживые слухи со злым умыслом распускают сами большевики, и в этом им помогают местные безбожники. Они продались Ленину. Они хотят сотворить у нас то же самое: убить нашего эмира, наделенного властью свыше, и передать трон в руки этого шайтана Ленина. Не надо им верить. Разве большевики - люди, если расстреливают даже мулл? Лучше царской власти не может быть ничего, только дело в том, что одни правители бывают добрые, а другие – жадные и жестокие. Наш эмир - справедливый, я его хорошо знаю.
- О, сын мой, ты знаком лично с эмиром? – крайне изумился старик, вытаращив глаза, а за ним и остальная родня.
Даврон прикусил язык, поняв, что в пылу гнева на этих проклятых кяфиров проболтался. О его доверительных отношениях с правителем знали единицы. А о том, какие поручения эмир дает дервишу, и вовсе никто. Конечно, родственникам можно довериться, однако среди них всегда найдется болтун, которому захочется похвалиться столь важной родней.
Застыв в ожидании, взоры всех были обращены к Даврону.
- Разумеется, я лично не знаком с эмиром, - с трудом пришлось соврать Даврону.
Дервиш понимал, что обманывать недостойно истинного мусульманина. Но такой обман дозволяется, если он совершается во благо правителю. А поскольку власть эмиру дана свыше, то грех не столь велик.
- Я не раз видел Его величество в мечети, на базаре, - пояснил Даврон. - Живя в столице, невозможно не знать о делах правителя.
- Сын мой! Тебе, наверно, уже известно: на днях Советы захватили Карши, и теперь эти кяфиры уже рядом. Мы боимся, как бы они не пришли сюда. Что будет с нами? Говорят, Советы не любят богатых и отбирают у них все, а недовольных бросают в зиндан.
- Самое главное, не вмешивайтесь в политику. Деньги спрячьте в надежное место. Большевики грабят не только богатых, но и у зажиточных дехкан отбирают деньги, муку, скотину. Потому я велел старшему сыну продать половину наших быков, баранов и все деньги перевести в золотые монеты. Будьте осторожны.
- Может, нам уехать из кишлака еще до их нашествия?
- Не надо. В кишлаке поменьше политики и не так опасно, как в городе. К тому же может случиться так, что и Бухара завтра окажется в руках «красных». Обстановка совсем нехорошая. Так что пока сидите здесь. Но умные люди говорят, что Советы не смогут долго продержаться у власти, потому что народ против них. О нашем разговоре никому не болтайте. Почаще обращайте свои взоры к чертогам Всевышнего и молитесь за нашего эмира. Да, теперь одевайтесь победнее, пусть люди думают, что удача отвернулась от нас, и мои доходы совсем упали… Вот и плов принесли, давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Молоденькие невестки внесли три блюда плова, над которыми поднимался пар. За женщинами прибежала детвора и остальные домочадцы.
После обеденной трапезы женщины ушли на кухню, а за ними и дети, которым разговоры взрослых казались скучными.
Даврон еще немного поговорил с отцом и решил уйти к себе:
- Отец, завтра с рассветом я должен отправиться в дальний путь по важному делу. Прочитайте молитву, и я пойду, отдохну перед дорогой.
После молитвы Даврон поднялся с курпачи, спустился с тахты и, несколько замешкавшись, повернулся к родителю:
- Отец, знайте, что ваш сын важный человек, хотя и носит одежду нищего. Одежда для меня - всего лишь тряпка, которая прикрывает мою наготу.
- Сын мой, я чувствую это по твоим разговорам. Да и в последние годы твои доходы намного выросли. Значит, ты стал там важным человеком.
В ответ Даврон лишь слегка улыбнулся и пошел к себе.
С наступлением рассвета он оседлал своего любимого коня, перекинул через седло хурджун и поскакал в сторону Памирских гор.
К таким путешествиям он был привычен. Ночь проводил где доведется. Если в горах, то под скалой или деревом. Если в степи – рядом с конем под открытым небом, а в кишлаках находил пристанище в чайхане.
Чем дальше он удалялся в глубь высоких гор, тем реже попадались селения. Но горные жители при всей своей бедности были очень добры к нему, особенно из-за знания Корана.
На восьмой день ему стали встречаться странные горцы – кяфиры, они не приняли ислам и сохранили какую-то свою, древнюю веру. На их гостеприимство Даврон не откликнулся: он не стал заходить в их каменные дома и принимать пищу.
Высоко в горах, возле длинных языков ледника, было уже холодно, и на ночь приходилось прятаться в расщелине какой-нибудь скалы, укрывшись тонким шерстяным одеялом. При этом дервиш питался только сушеными фруктами и черствыми лепешками, замачивая их в бурлящем потоке, который с грохотом катил вниз валуны. Такой образ жизни нисколько не смущал дервиша. Наоборот, в эти мгновения он чувствовал себя ближе к Богу. А когда надо было расслабиться от долгой изнурительной езды, Даврон сворачивал с дороги, укрывшись за скалой, ложился калачиком на камень, бросив под язык черный шарик гашиша, и читал про себя молитву. Через некоторое время он снова двигался в путь, чувствуя прилив сил во всем теле.
Только через восемнадцать дней он добрался до Кашгара – китайской земли, где проживало много мусульман из Туркестана.
За невысоким холмом показался город с его стенами, минаретом и крышами глиняных домов. Даврон облегченно вздохнул и остановил коня. Затем, закрыв глаза, прочитал благодарственную молитву и двинулся вперед. Уже были видны городские ворота, и до них оставалось совсем немного, как в степи его нагнали какие-то всадники, человек двадцать. Они молча обступили его, и дервишу пришлось остановиться. Даврон был спокоен, хотя и догадался: это местные разбойники. О них рассказывали жители кишлаков, на которых они иногда нападали, отбирая скот, муку, деньги. Но что взять с нищего странника!
- Эй, нищий, слезь с коня и подойди ко мне, - крикнул один из них, в черной папахе.
По его поведению было заметно - это главарь. Лет тридцати, одет в новый халат. Остальные же намного моложе, в поношенных одеждах и необычных треугольных шапках из войлока. Эти люди больше походили на монголов.
Даврон медленно сошел с коня, подошел к главарю и учтиво поздоровался, прижав ладонь к груди. В глазах Даврона не было страха: он был уверен, что дервиша не ограбят, иначе это будет большим грехом для любого мусульманина. «Однако разбойники бывают разные, а что если они вознамерятся обыскать меня и найдут в подкладке халата письмо? - мелькнуло в голове дервиша, и ему стало страшно. - Разве в такой ситуации можно будет незаметно уничтожить конверт? Я даже не успею проглотить его».
- Эй, дервиш, откуда ты идешь и куда держишь путь?
- Я паломник из благородной Бухары и прибыл сюда, чтобы помолиться на могиле святого Сулеймана.
Упомянув имя местного святого, Даврон произнес «Амин».
От этих слов вожак немного растерялся, а ведь он намеревался обыскать дервиша и отнять последнее, если таковое обнаружится. Этот чужеземец оказался самым правоверным мусульманином, если осмелился прибыть из далекой Бухары лишь затем, чтобы почтить святого, известного каждому кашгарцу. Вожак задумался: «Похоже, это истинный дервиш и не стоит его обижать. А вдруг он в своих молитвах пожалуется на меня нашему святому Сулейману, и тот пошлет на мою голову какое-нибудь несчастье или болезнь? Однако у него хорошая лошадь»:
- Эй, дервиш, откуда у тебя такой породистый конь? Не кажется ли тебе, что не к лицу нищему иметь такое богатство?
- А ты хотел, чтобы я отправился в столь дальний путь на осле?
- Конечно, нет, но не на туркменском же скакуне, у которого довольно высокая цена. Случайно, не украл ли ты его у какого-нибудь богача?
- Не позволяй своему языку произносить такие дерзкие речи, ибо Бог может покарать тебя.
- Ладно, я не трону святого нищего, но коня все-таки заберу: он явно не твой. Да и не можем мы так просто отпустить тебя - это не в наших правилах. Тебе еще с нами повезло.
Разбойники были согласны с вожаком и одобрительно закивали головами, широко улыбаясь. Затем главарь подал знак одному из них. Тот подошел к коню, сбросил на землю хурджун и взобрался на скакуна. После этого они ускакали.
Даврон проводил взглядом удаляющихся всадников. Затем присел на корточки, чтобы прочитать молитву и возблагодарил Всевышнего за сохраненную жизнь: «Если Аллах оставил меня в живых, значит, я занимаюсь богоугодным делом. Возможно, разбойники были правы: не стоило мне отправляться в столь опасный путь на дорогом скакуне». От этих мыслей на душе стало легко, потому что он на верном пути. И Даврон бросил сумку через плечо и зашагал в сторону города.
Оказавшись за городскими воротами, среди шумной толпы, он направился к базару. Здесь, кроме китайцев, было много его земляков: таджиков и узбеков.
Отведав уйгурского лагмана, Даврон пошел в лавку ювелира. Торговец оказался евреем. Это было заметно не только по его большому носу, но и по грубой волосяной веревке желтого цвета, опоясывавшей халат, и маленькой черной шапочке. По мусульманскому закону евреи в обязательном порядке должны были носить эти отличительные знаки, дабы случайно их не приняли за мусульманина, ибо евреев называли «поганым народом», из-за того, что те никак не желали перейти в ислам. «И даже здесь они, и тоже ювелиры», - удивился дервиш. Ювелир улыбнулся ему, как всякому покупателю, хотя в душе он ненавидел этих дервишей, фанатиков. От таких евреям не раз доставалось. Но их успокаивало одно: простой народ относился к ним терпимо.
Появление дервиша в лавке ювелира выглядело довольно странно: что здесь могло понадобиться этому нищему? Может, он хочет заказать бриллиантовый перстень? И ювелир усмехнулся в душе.
- Где находится дом главного англичанина? Ты должен знать, - обратился Даврон к нему.
- А зачем чужеземцу, тем более дервишу, понадобился англичанин? – спросил тихим голосом еврей и насторожился: «Не нравится мне этот нищий, вдруг он какой-нибудь шпион?».
Даврон привык, что евреи в его стране беззащитны и не смеют дерзить, а этот оказался наглым. Он наклонился к торговцу и грубо произнес:
- Смотри, как бы я не отрезал тебе язык за твои дерзкие вопросы!
Испуганный ювелир стал оправдываться:
- О, почтенный дервиш, вы меня не так поняли. Я не имел желания обидеть вас, тем более гостя. Мне просто подумалось: сейчас наступили неспокойные времена, а вы спрашиваете у меня об англичанине – это уже политика. А нам, евреям, это совсем не нужно, мы хотим жить…
- Говори, где дом англичанина? – прервал его Даврон.
- Сейчас скажу. Дом консула стоит на окраине города, недалеко от буддийского монастыря, его все знают, стоит только спросить.
- Вот так-то лучше, и не забывай, кто ты, - злобно произнес дервиш и спешно покинул лавку.
Даврон давно не любил евреев: он никак не мог понять, как этот народ может спокойно жить на земле мусульман, продолжая верить в своего бога Яхве. «На свете не может быть ничего лучшего, чем ислам. Наша вера самая праведная и чистая, - говорил он себе. - Как эти глупцы не могут понять, что ислам - это истинная вера. За что любить евреев, если они не способны это понять и не желают принимать мусульманство? Тогда пусть убираются с этих земель. Будь его воля, он не стал бы церемониться с ними: или принудил бы их сменить веру, или прогнал. Еще в молодости вместе с другими дервишами Даврон дважды устраивал нападения на дома зажиточных евреев, при этом избивая их и отбирая имущество со словами: «Евреи не должны быть богаче мусульман». Это было в Карши. Но однажды он вознамерился учинить погром и в еврейском квартале Бухары. Но как только они прибыли в еврейскую махаллю с палками, там их встретили эмировские солдаты и направили на дервишей свои длинные ружья. Даврону ничего не оставалось, как уйти подобру-поздорову. Тогда Даврон сильно обиделся на правителя. Он никак не мог себе уяснить, почему эмир не может понять его. На другой день в келью Даврона явились два солдата. Как организатора беспорядков его привели во дворец. В это время правитель сидел в кресле у бассейна и бросал в воду кусочки хлеба. Красные и черные рыбы сразу набрасывались на еду, пытаясь выхватить ее друг у друга. Наблюдая за борьбой этих существ, эмир улыбался. Они напоминали ему его подданных, которые, пытаясь быть ближе к нему, ведут себя так же, как эти красивые рыбки. Когда начальник охраны подвел Даврона к эмиру, лицо правителя нахмурилось. Даврон же поздоровался и виновато склонил голову перед правителем. «Даврон, запомни, - сказал тогда эмир, - евреи тоже полезный народ для Бухары, и я не позволю их обижать. Они трудолюбивы и приносят в нашу казну немалую прибыль». Дервиш хотел было возразить и привести свои доводы, мол, они тайно готовят вино, водку и продают мусульманам. Но повелитель, будто прочитав его мысли, произнес:
- А разве наши люди не готовят тайно вино, не продают наркотики? Они тоже развращают наш народ, однако ты не нападаешь на них, хотя тебе известны их имена.
После этих слов эмир отвернулся от дервиша и принялся снова бросать в воду кусочки хлеба. Глава дервишей понял, что разговор закончен.
- Да, вот еще что, - добавил эмир, когда дервиш собрался уходить, пятясь назад и низко кланяясь, - не злоупотребляй моим доверием к тебе, Даврон. Хозяин Бухары - эмир, а не дервиши.
Об этой истории дервиш вспомнил, двигаясь по шумному базару. Но и сейчас он не изменил своего мнения.
От ювелира он пошел во вторую часть базара, где продавали лошадей и домашний скот. Там ему приглянулся крепкий конь, и он, не торгуясь с болтливым перекупщиком, отсчитал золотые монеты и положил тому в ладонь. Лицо перекупщика просияло, про себя же он подумал: «Откуда у этого нищего столько денег? Должно быть, кого-то ограбил. Но это не мое дело».
Верхом на коне по узким улицам с убогими домишками Даврон отправился в сторону буддийского монастыря. Дорогу ему показывали доброжелательные горожане, которые говорили на тюркском языке, как у него на родине.
Город оказался небольшим, и вскоре Даврон подъехал к монастырю китайского образца. Оттуда уже было видно невысокое европейское здание, огороженное белой стеной. Сомнений не было - это английское консульство. Дервиш облегченно вздохнул: «Слава Аллаху, наконец-то», - и поскакал к небольшим воротам. Его встретила охрана - четыре местных смуглых солдата. Они были одеты в английские штаны и рубаху, однако на голове каждого торчала чалма. Солдаты направили свои ружья в сторону дервиша и насторожились.
- Мне нужен ваш хозяин, англичанин Эссертон, - с трудом выговорил Даврон заморскую фамилию и сошел с коня.
Охранники удивленно переглянулись.
- Зачем понадобился дервишу наш хозяин? - спросил по-тюркски один из них, видимо, старший по званию.
- Я гонец. Передайте ему, что я привез для него письмо из самой Бухары.
- Дай письмо мне, я передам его англичанину, - сказал старший.
- Нет. Я должен вручить его сам, лично в руки. Так велел мой хозяин.
- А кто твой хозяин, такой же дервиш?
Караульщики усмехнулись, а самый молодой громко рассмеялся.
- Солдат, ты задаешь много неразумных и ненужных вопросов. Смотри, как бы потом не пришлось тебе раскаиваться, ведь из-за чрезмерного любопытства можно лишиться службы.
Охранники переглянулись между собой - в словах этого дервиша чувствовалась скрытая сила: оказывается, этот нищий не так уж прост. Тогда старший кивнул самому юному, и тот спешно отправился вовнутрь двора, закинув ружье за спину.
Вскоре у ворот появился европеец лет сорока: лицо в веснушках, рыжие волосы, одет подобно русским - светлый костюм и странная шляпа, словно глубокую чашку надел на голову. «До чего смешны и уродливы наряды у этих англичан», - промелькнуло в голове у дервиша.
- Это вы меня спрашивали? – удивился англичанин, хотя лицо его сохраняло спокойствие. - Я Пэт Эссертон, консул Британской империи. Слушаю вас.
Англичанин говорил по-персидски, и это изумило гонца. Дервиш внимательно разглядел консула и быстро убедился, что это именно тот человек. Почти таким же его описал эмир: высокий, губы тонкие до неприятности, желтые волосы, тоненькие усики, серые глаза. Эссертон не раз приезжал в Бухару, и, по словам эмира, у них сложились дружеские отношения.
- Я привез письмо от эмира Бухары.
- Ну так давайте, - сказал консул, не в состоянии скрыть своего недоверия.
- Он зашит внутри халата.
Консул на мгновене задумался: «Верить ли этому нищему, а вдруг это подосланный наемник? Убийство английского дипломата может сейчас оказаться очень кстати - осложнит и без того непростую обстановку в этом регионе. Может, обыскать его, прежде чем заводить в резиденцию?» Но тут же отказался от этой мысли – иначе сочтут его трусом. И Эссертон ответил:
- Проводите гостя в мой кабинет, - приказал он солдатам и пропустил гонца вперед, чтобы в случае чего тот не смог напасть на него сзади. Сам же задержался возле старшего охранника, а затем последовал за дервишем. Такая предосторожность была тут явно не лишней.
В сопровождении двух солдат дервиш зашагал по песочной дорожке в сторону большого добротного дома, на крыше которого высился какой-то флаг. «Видимо, английский», - решил гонец. Шагая между солдатами, он глянул по сторонам: вокруг дома был разбит сад, украшениями которого являлись два водоема и белые клумбы в цветах. Даже эта красота не трогала сердце дервиша, потому что истинную красоту он видел только в молитвах, общении с Богом.
Гостя привели в просторный кабинет консула, но не дальше входных дверей. Охрана оставалась рядом. Сам же консул подошел к массивному письменному столу и, облокотившись о его край, повернулся к дервишу. За спиной хозяина кабинета стояли два створчатых шкафа, заполненных книгами и папками, фарфоровыми статуэтками и посудой.
Даврон молча снял халат, потом вытащил из сапога нож и разрезал подкладку. Когда дервиш достал конверт, консул сам подошел к нему и взял письмо из его рук. Вернувшись к столу, Эссертон сел в кресло. Затем ножницами вскрыл конверт и извлек оттуда бумагу с гербом Бухары. Теперь не оставалось сомнений, что этот человек посланец эмира. Тогда консул жестом предложил гостю присесть на один из стульев, расположенных вдоль стены.
Эссертон раскрыл письмо. Оно было изложено на английском, и Пэт сразу догадался: написано Виктором, русским полковником. Консул не очень удивился - последние годы у того были тесные связи с эмиром, установившиеся в ходе борьбы против большевиков. Еще не начав читать, он подумал: «Видимо, дела у Алимхана очень плохи и ему опять нужно оружие». Не сомневаясь в этом, он принялся за письмо, содержание которого начиналось так:
«Досточтимый друг мой Пэт, который представляет могучую империю - Великобританию! К Вам обращается эмир славной Бухары с необычной просьбой и рассчитывает на поддержку Британской короны. Как Вы знаете, после революции в России наши страны значительно сблизились, и Великобритания последние годы помогала нам не только морально, но и посылала караваны с оружием. За что мы очень благодарны. С помощью этого оружия нам удалось защитить Бухару от нападения ненавистных большевиков и даже разгромить армию комиссара Колесова.
Но за последнее время политическая жизнь нашего благодатного края сильно пошатнулась. Этот русский шайтан, Ленин, послал из России к нашим границам большую армию своих красноармейцев. Наверно, вы уже знаете, что недавно они взяли Карши, и кольцо вокруг Бухары сжимается, хотя сами большевики постоянно заявляют, что у них нет враждебных намерений против Бухары. Я не верю им. Сейчас в Самарканде они создают большую армию из мусульман России, которые готовятся к захвату Бухары. Об этом сообщают наши разведчики. Они также известили нас, что через два месяца большевики начнут наступление на Бухару. Сейчас мы не уверены, сможем ли остановить русских. А потому я должен уже сейчас обезопасить казну Бухары – а это огромное количество золота. Сокровища Бухарского ханства, которые копились моими предками-мангиытами около двухсот лет, не должны попасть в руки большевиков. Если даже они захватят мою страну, то это будет временным успехом, потому что большевики долго не продержатся у власти. Народ обязательно прозреет и скинет этих разбойников с престола. Тогда наша казна снова вернется в Бухару.
Друг мой Пэт, прошу Вас и в Вашем лице Британскую империю взять на временное сохранение золото Бухары. Я должен торопиться, дорога на Иран уже закрыта большевиками, остается только Памир и Афганистан. Если дадите добро, то через полтора месяца караван с золотом прибудет в Кашгар, в резиденцию английского консула. В таком случае я буду Вашим личным должником и, конечно, Ваша услуга будет вознаграждена очень щедро.
Это письмо должен доставить мой верный слуга Даврон, дервиш, под правым ухом которого имеется большая черная родинка. Это его примета. Он же доставит нам Ваш ответ.
Большой привет посылает Ваш друг Николаев.
Жду ответа. Его величество эмир Бухары Саид Алимхан».

СЫН и ВНУК

Сын эмира Бухарскаго Саид-Алим-хана генерал-майор Шахмурад Олимов (если определять национальность по отцу, то - мангыт, монгольское племя, отец вел родословную от Чингизхана). После разгрома Бухарского эмирата и бегства эмира в Афганистан воспитывался в Советской России, подростком выезжал на обучение в Германию, владел немецким языком. Нигде не удалось найти дату рождения и смерти, примерно — 1910 г. р. Обучался в военном училище и в Военно-инженерной академии им. Куйбышева. Писал письмо-отречение от отца примерно в 1929-1930 гг., что вполне объяснимо, т. к. Саид-Алим-хан оставался противником советской власти и приветствовал вторжение Гитлера.

Шахмурад Олимов - участник ВОВ, после ранения потерял ногу, преподавал в академии имени Куйбышева, дослужился до звания генерал-майора. Умер в Москве, точной даты смерти пока установить не удалось.

ДЕД

Эмир бухарский Сеид-Абдул-Ахад-хан

Большинство крымчан на слова «эмир бухарский» откликнутся одинаково: это же из знаменитой книги Леонида Соловьева о вечном страннике и насмешнике Ходже Насреддине! Правильно, но образ жадного и жестокого правителя писатель лепил с целой династии повелителей Бухары, а какими были в действительности последние из них? Историки, услышав этот же вопрос, непременно уточнят, какой именно эмир имелся в виду, и при имени Сеид-Абдул-Ахад-хан тут же откликнутся: как же, достойный был человек, прославившийся щедростью и добротой. А уж как любил Крым и сколько сделал для него…

Невероятный правитель

Чуть ли не полтора десятилетия подряд, с конца XIX века, газеты полуострова с завидным постоянством отмечали в своих корреспонденциях эмира бухарского. То писали об очередном его прибытии на Южный берег, то имя эмира появлялось в списке почетных членов разных благотворительных обществ, то в заметке о помощи бедным, погорельцам или голодающим мелькало упоминание о щедром пожертвовании повелителя Бухары благородной.

Сеид-Абдул-Ахад-хан на бухарский престол вступил совсем молодым, ему было 26 лет, и правление его началось неожиданно как для подданных, так и для придворных, привыкших к железной руке предыдущего правителя. Новый эмир отменил пытки, упразднил рабство и страшные подземные тюрьмы-зинданы, сузил ассортимент смертных казней — а их к тому времени насчитывалось немало, многие были долгими и мучительными. Именно с этого момента в Бухару в буквальном смысле слова хлынули деньги: немало русских промышленников заинтересовались залежами меди, железа, золота. Новый правитель поддерживал развитие банков, построил железную дорогу, телеграф. Для консервативной и мало отзывчивой на все новое Азии все, что делал эмир бухарский, казалось невероятным.

Звезды над полуостровом

В отличие от многих своих предшественников, эмир бухарский был легок на подъем, часто наезжал в Москву, Петербург, Тифлис, Киев, Одессу, а потом попал в Крым и с 1893 года каждое лето проводил в Ялте. Бывал он также в Севастополе и Бахчисарае.

Вот как описывали Сеид-Абдул-Ахад-хана крымские газеты: «Эмир выше среднего роста, на вид не более 45-ти лет. Очень хорошо сложен. Обладает приятным грудным баритоном; из-под его белоснежной чалмы блестят большие черные глаза, а его подбородок украшает небольшая окладистая борода. Хороший ездок. Обладает необыкновенной физической силой...».

Эмир бухарский очень любил награждать даже за незначительные услуги или просто понравившегося ему человека. Ничего удивительного, что, когда он регулярно стал наезжать в Ялту, многие видные горожане смогли засверкать орденами «Золотая звезда Бухары», которые щедро раздавал эмир. Одна из самых курьезных историй, связанных с подобным награждением, произошла в семействе Юсуповых. Они часто навещали эмира бухарского в Ялте, а тот несколько раз приезжал к ним в Кореиз. Во время одного из таких визитов представитель младшего поколения, Феликс Юсупов, решил продемонстрировать парижскую новинку для розыгрышей: на блюде подали сигары, и, когда эмир и его свита принялись их раскуривать, табак вдруг загорелся и… стал постреливать звездочками фейерверка. Скандал был страшный — не только оттого, что высокий гость оказался в смешном положении, сначала ведь и гости, и домашние, не знавшие о розыгрыше, решили, что на правителя Бухары совершено покушение. Но через несколько дней эмир бухарский сам отпраздновал примирение с Юсуповым-младшим… наградив его орденом с бриллиантами и рубинами.

Часто гостил повелитель Бухары в Ливадии, когда туда приезжало императорское семейство, а также в Суук-Су, у Ольги Михайловны Соловьевой. Это волшебной красоты местечко (теперь оно составляет часть детского лагеря «Артек»), эмира бухарского просто покорило. Он даже хотел купить его и предлагал хозяйке за дачу 4 миллиона рублей — огромные по тем временам деньги, но Ольга Соловьева не согласилась расстаться с Суук-Су.

Ничего удивительного, что, полюбив Южный берег Крыма, эмир бухарский решил построить здесь собственный дворец. Ему удалось купить участок в Ялте, где был заложен сад и выстроено великолепное здание (впоследствии оно стало одним из корпусов санатория для моряков Черноморского флота). Интересно, что сначала планировалось отдать заказ на строительство знаменитому Николаю Краснову, благодаря которому Южный берег украсился множеством архитектурных жемчужин. В фондах Алупкинского дворца-музея сохранились два эскиза и сметы к ним, выполненные Красновым для эмира бухарского. Один представляет собой итальянскую виллу, второй — восточный дворец со стрельчатыми окнами и восточным орнаментом. Но то ли бухарскому правителю не приглянулись оба варианта, то ли он хотел поддержать городского архитектора Ялты Тарасова, которого неплохо знал, но дворец стал строить последний. Здание с куполами, башнями и беседками действительно украсило Ялту, сам эмир назвал имение «Дилькисо», что в переводе означает «обворожительный».

Дворец пережил и своего сиятельного владыку, и хаос Гражданской войны, в котором не уцелели многие усадьбы, его при отступлении в 1944 году сожгли гитлеровцы, но все-таки эта память об эмире бухарском в Ялте сохранилась.

Улица имени Сеид-Абдул-Ахад-хана

Став сезонным жителем Ялты, Сеид-Абдул-Ахад-хан сразу заинтересовался общественной жизнью города: состоял в «Обществе помощи недостаточным ученикам и ученицам ялтинских гимназий», жертвовал деньги «Обществу помощи бедным татарам Южного берега», интересовался сохранением древностей Крыма, несколько раз был участником выставок животноводства. Дело в том, что высокое положение не мешало эмиру бухарскому быть знатоком овцеводства, его стада каракулевых овец были лучшими на родине, он лично торговал каракулем, поставляя на мировой рынок около трети продукции.

В 1910 году он на свои деньги построил городскую бесплатную лечебницу для приходящих больных. Это был очень щедрый подарок городу, в большом двухэтажном доме размещались лаборатории, комнаты для служащих, хирургические и гинекологические кабинеты, приемная на сто человек. Накануне открытия больницы он в очередной раз нанес визит семье Николая II в Ливадии, чтобы попросить высочайшего соизволения назвать лечебницу именем цесаревича Алексея. Эмир бухарский много лет был для Ялты своеобразным символом щедрости, за заслуги перед городом его избрали почетным гражданином и даже назвали его именем одну из улиц.

К слову, и многим другим городам, не только в Крыму, было за что благодарить эмира бухарского — в Петербурге, например, он построил Соборную мечеть, что обошлось ему в полмиллиона рублей.

Эмир Бухарский Сеид Абдул-Ахад-хан на торжестве закладки мечети в Санкт-Петербурге 3 февраля 1910 года. Рядом с эмиром — глава мусульманского духовенства ахун Г. Баязитов. По фотографии К. Булла.

Соборная мечеть в Санкт-Петербурге (современный вид)

Во время Русско-японской войны 1905 года Сеид-Абдул-Ахад-хан пожертвовал миллион золотых рублей на постройку военного корабля, который назвали «Эмир Бухарский».

Жизнь этого судна была бурной, но недолгой: во время революции экипаж перешел на сторону большевиков, потом сражался на Каспии (к тому времени его переименовали в «Якова Свердлова») и в 1925 году был разрезан на металл.

Последний из династии

Эмир бухарский Сеид-Абдул-Ахад-хан в последний раз в Крыму побывал незадолго до своей смерти, его не стало в декабре 1910 года: долгая болезнь почек, которая в последние годы мучила его, все-таки поставила точку в его интересной и деятельной жизни. В журнале «Нива» за 1911 год опубликованы некролог и телеграмма российскому императору от нового эмира бухарского, Мир-Алима, одного из сыновей покойного. Он благодарит за соболезнования «по кончины моего родителя и оказанные мне знаки всемилостивейшаго благоволения» и обещает идти по пути начинаний отца.

Увы, несколько лет царствования последнего эмира бухарского были не самыми лучшими для его государства: механизмы многих новаторств, запущенные отцом, крутились уже по инерции. А сам правитель не очень-то был склонен оказывать покровительство прогрессу и наукам. О годах его правления вообще сохранилось немного свидетельств современников, и те рисуют его не с лучшей стороны: поминают леность и равнодушие, а также чрезмерную тягу к земным удовольствиям. Молва приписывала ему гарем в 350 наложниц, которых свозили со всей страны.

В библиотеке Конгресса США хранится коллекция цветных снимков знаменитого фотографа Прокудина-Горского: в начале 1900-х он исколесил всю Россию, от Дальнего Востока до Средней Азии, чтобы запечатлеть на стеклянных фотопластинах свою империю. Есть среди этих снимков и парадный портрет Мир-Алима, эмира бухарского, — в шелковом синем халате с цветами, с саблей, золотым поясом.

Мир-Алим

В лице — отцовские черты, но без тонкости и одухотворенности, что были у прежнего правителя. Он еще не знает, что станет последним из эмиров Бухары и большую часть своей жизни проведет в изгнании, будет жить милостью афганского эмира и умрет в чужой стране. Он еще успеет попросить, чтобы на могильном камне высекли такие слова:

Эмир без родины жалок

и ничтожен

Нищий, умерший на родине, —

воистину эмир.

Может быть, он тогда вспоминал об отце, который оставил о себе добрую память не только на родине.

ОТЕЦ

Эмир бухарский САЙИД АМИР АЛИМ-ХАН

Сейид Мир Мухаммед Алим-хан последний эмир Бухары, правивший до захвата Бухары Красной Армией 2 сентября 1920 года, представитель узбекской династии тюркского рода Мангыт.

Хотя Бухара имела статус вассального государства Российской империи, Алим-хан руководил внутренними делами своего государства как абсолютный монарх.

В январе 1893 г., когда Мир-Алиму исполнилось тринадцать лет, он вместе с отцом прибыл в Санкт-Петербург, где был определен на обучение в элитное императорское высшее военно-учебное заведение - Николаевский кадетский корпус.

Император Александр III утвердил Мир-Алима наследником престола и лично определил программу его обучения, обещав Адуллахад-хану, что сын получит воспитание в соответствии с нормами ислама. Мир-Алим обучался в Петербурге до лета 1896 г. под присмотром Осман-бека караул-беги и персонального воспитателя полковника Демина.

В 1896 году он вернулся, получив в России подтверждение статуса наследного принца Бухары.

Через два года он занял должность губернатора Насефа, пробыв в ней двенадцать лет. Следующие два года он управлял северной провинцией Кармина, до смерти своего отца в 1910 году. В 1910 году император Николай II даровал хану титул Высочество. В 1911 году был произведён в Свиты Его Императорского Величества генерал-майоры.

Трон отца Сайид Алим-хан занял 4 декабря 1910 г. Уже на следующий год после вступления на престол Алим-хан получил от императора Николая II чин генерал-майора царской армии и придворное звание флигель-адъютанта, а в конце 1915 г. был повышен до генерал-лейтенанта и генерал-адъютанта. В сентябре 1916 г. был награжден одной из высших российских наград - орденом Александра Невского. Владел собственностью в России: дачи-дворцы в Крыму, Кисловодске, Железноводске, дома в Санкт-Петербурге. 11 марта 1913 г. в МИДе России, а 14 июня 1914 г. на заседание Госдумы России поднимался вопрос реформы административного устройства Бухарского ханства и присоединении его к России. Однако Николай II отверг эти предложения.

Начало правления было многообещающим: он объявил, что не принимает подарков, и категорически запретил чиновникам и должностным лицам брать взятки от народа и использовать налоги в личных целях. Однако со временем ситуация изменилась. В результате интриг сторонники реформ проиграли и были высланы в Москву и Казань , и Алим-хан продолжил правление в традиционном стиле, укрепляя династию.

В числе известных людей, бывших в окружении эмира до весны 1917 года, был один из первых узбекских генералов царской армии России Мир Хайдар Мирбадалев.

На деньги Эмира Бухарского в Санкт-Петербурге были выстроены Санкт-Петербургская соборная мечеть и Дом Эмира бухарского.

Каменноостровский проспект, дом 44б известен как Дом эмира Бухарского

Построен в 1913 году по проекту С. С. Кричинского для эмира Бухары Сеид-Мир-Алим-хана. Состоит из фасадного корпуса, двух дворовых и связывающих их боковых флигелей. Фасад облицован естественным камнем. Со стороны проспекта облицован желтовато-белым шишимским мрамором, добывавшимся под Златоустом.

Дом эмира Бухарского (двор)

До середины марта 1917 в этом доме размещался 1-й пулемётный запасной полк Петроградского гарнизона, активно участвовавший в Февральской революции. С. С. Кричинский жил в кв. 4 этого дома в 1917—1923.

Архитектор дома Степан Кричинский

30 декабря 1915 года Алим-хан произведён в генерал-лейтенанты по Терскому казачьему войску и назначен генерал-адъютантом.

Захват власти в России большевиками в 1917 г. позволил Алим-хану заявить о полном суверенитете и аннулировать договор 1873 г. о протекторате России. 23 марта 1918 г. Алим-хан подписал мирный договор с РСФСР. Однако, сознавая военную угрозу большевиков, стал интенсивно укреплять бухарскую армию. Для этого были привлечены российские и турецкие офицеры, имевшие боевой опыт. Из турецких и афганских «добровольцев» сформированы пехотный и кавалерийский полки. Алим-хан произвел две военные мобилизации, санкционировал производство холодного оружия и патронов. К августу 1920 г. армия эмирата насчитывала до 60 тысяч бойцов, в т. ч. 15 тысяч пехоты, 35 тысяч конницы, 55 орудий, несколько десятков пулеметов. Тем не менее в результате бухарской «революции», обеспеченной вторжением в пределы Эмирата советских войск Туркфронта под командованием Фрунзе, армия эмира была разгромлена. 2 сентября 1920 г. части Красной Армии РСФСР заняли Бухару и Сайид Алим-хан был свергнут с престола. На территории Бухары была провозглашены Бухарская Народная Советская Республика (1920-1924).

С сентября 1920 г. по февраль 1921 г. Алим-хан находился на территории Восточной Бухары, пытаясь организовать контрнаступление против Советов. Сайиду Алим-хану удалось собрать значительные военные силы в районах Куляба, Гиссара и Душанбе. В середине ноября 1920 г. его войска выдвинулись на запад и заняли Байсун, Дербенд и Шерабад. К концу 1920 началу 1921 гг. численность военных сил Сайида Алим-хана достигла 10 тысяч человек. К армии Алим-хана присоединились отряды Ибрагим-бека, базировавшиеся в районе Локая.

На основе соглашения Бухарской Республики и РСФСР против Алим-хана была организована специальная Гиссарская военная экспедиция, в результате которой его силы были разбиты и он вынужден был бежать в Афганистан.

Сначала Алим-хан остановился в Ханабаде, а в мае 1921 г. прибыл в Кабул. Эмир Афганистана, имевший договор с РСФСР, определил Алим-хану статус почетного пленника с ежегодным выделением средств на его содержание.

В эмиграции торговал каракулем, поддерживал басмачество, к старости почти ослеп, его банковские счета были заблокированы по настоянию властей СССР.

Награждён орденами Святого Александра Невского и Святого Владимира (на приведённой цветной фотографии на халате эмира отчётливо видна звезда этого ордена с девизом «Польза, честь и слава»).

Сейид Алим-хан, 1911, цветная фотография С. М. Прокудина-Горского

Многочисленное потомство (около 300 человек) разбросано по всему миру: они проживают в США, Турции, Германии, Афганистане и других государствах.

Три его сына остались на советской территории. Двое из них Султанмурад и Рахим позднее были убиты, а третий Шахмурад в 1929 г. публично отрекся от своего отца, принял фамилию Олимов . Служил в Красной Армии , участвовал в Великой Отечественной войне (на которой потерял ногу), в 1960-х преподавал в Военной академии .

Бухара – один из немногих городов в мировой истории, которой все время находился и развивался на одном и том же месте, в 7-ом веке на эту территорию распространился арабский халифат и с аравийского полуострова пришла религия ислам.

Саид построил специальный домик для Императора Российской Империи Николая 2 , который так никогда и не посетил Бухару. Если чуть-чуть отступить от темы, то мне совсем непонятно, как наверное самый бездарный из российских царей, глупо погубивший почти весь русский флот в Цусимском сражении вдруг причислен к лику Святых, мир воистину полон загадок.

Последний эмир Бухары и последний самодержец Российской Империи даже в чём-то похожи, они оба пали под напором новой власти большевиков. В 1918 году Советская Власть уже была установлена в городе Ташкенте, эмир предполагал, что Бухара тоже падёт и планировал пути отхода.
Саид обращался за помощью в Великобританию, но англичане сначала вроде бы согласились, но после отказали ему в эмиграции, и он стал искать убежища у других стран, и попутно готовить караван из 100 вьючных животных.

Общий вид летней резиденции эмира.

На эти сто вьючных животных он погрузил лучшую часть своих сокровищ, потому как все вывезти он уже не мог. Эмир уже договорился на тот момент с Афганистаном, власти этой страны должны были предоставить ему убежище. Он вызвал своего верного соратника полковника Таксобо Калапуша и поручил ему "руководство караваном".

Убранство домика, построенного для Российского Императора.

Саид Алим-Хан планировал вести с Николаем 2 деловые переговоры и для этого построил в центре дома специальную шестиугольную комнату, вокруг всех стен которой располагались ещё комнаты и она не имела внешних стен, это было сделано для того, чтобы никто с улицы не мог подслушать разговоры лидеров.

Английский ставленник в ближайшем китайском городе Кашгаре и вице-король Индии отказались принять ценный груз эмира, ввиду не спокойной обстановки в регионе. Тогда эмир закопать свои сокровища в степях, и в предреволюционное время, ночью, сто вьючных животных под руководством Таксобо Каллапуша покинули Бухару.

Основной дом эмира, где жили его жены и наложницы. Жены проживали на первом этаже дома, а наложницы на втором.

Тем временем караван с сокровищами эмира шёл к предгорьям Памира. В дороге охранники узнали о том, что они перевозят и захотели убить Каллапуша, а после завладеть сокровищами эмира Бухары. Завязалась борьба в которой Каллапуш и сподвижники были удачливее и убили мятежных охранников.

Оставшиеся в живых спрятали сокровища в одну из многих пещер, а вход завалили камнями. Сейчас считается, что сокровищая эмира спрятаны на территории современной Туркмении, где-то между узбекской Бухарой и туркменским городом Байрамали.

Спустя четыре дня похода караванщики вернулись в Бухару и остановились на ночлег, перед утренним визитом к эмиру. Но ночью Каллапуш убил всех охранников и утром к эмиру пришёл в гордом одиночестве.

Он протянул ему кинжал на котором была выгравирован путь к пещере с сокровищами. Эмир очень радостно приветствовал своего преданного соратника, но больше всего его интересовало, остался ли кто-то в живых из тех, кто видел куда спрятаны сокровища.

На что Каллапуш отвечал: «Эту тайну на Земле знают только два человека Вы и я». «Тогда это не тайна» - ответил эмир и той же ночью дворцовый палач убил Каллапуша. А через два дня эмир бухарский со свитой в сотню сабель отправился в путь и пересёк границу Афганистана.

Рядом с домом находился пруд, где, когда было жарко, купались жёны и наложницы эмира. Доступ к этой части здания был запрещён абсолютно для всех мужчин, кроме самого эмира. Купались они в специальных халатах, потому что согласно исламских традиций того времени, женщине вообще не следовало ПОЛНОСТЬЮ обнажаться перед своим мужем.

Беседка в которой отдыхал эмир Бухарский, он мог сидеть здесь в прохладной тени, наблюдая за купающимися жёнами, иногда звал к себе детей для игры.

За «пару копеек» можно забраться на беседку, облачиться в халат и почувствовать себя эмиром, только вот женщины в пруду, увы, уже не купаются.

Вывезти всю свою семью в Афганистан Саид Алим-Хан не смог, три его сына так и остались на территории Узбекистана и Советы взяли опеку над ними. Эмир уехал лишь с гаремом и малолетними детьми.

Двое из его сыновей поступили в военное училище, одному досрочно присвоили генерала, но только с условием, что они публично через газеты и радио отрекутся от своего отца. В противном случае им грозили репрессии или казнь.
Один из сыновей не смог пережить отречение и сошёл с ума. Второй сын погиб позже при невыясненных обстоятельствах, а вскоре пропал без вести и третий наследник.

Есть тут и небольшой минарет, куда поднимался муэдзин и созывал всех на молитву. За символическую мзду можно подняться и туда и насладиться видами «поместья» Саида Алим-Хана сверху.

Эмир, будучи в Афганистане, даже посылал отряды забрать свои сокровища, но все эти попытки не увенчались успехом, Красная Армия была сильней, афганские войны даже вырезали родной кишлак и всю родню Каллапуша, думая что его родные должны знать о что-то о кладе.

Когда – то эмир был очень богатым и могущественным человеком, на его деньги была построена самая знаменитая Соборная мечеть Санкт-Петербурга около станции метро «Горьковская», но живя в Афганистане, он достаточно быстро растратил богатство, которое взял с собой, распустил прислугу и вынужден был экономить на всём.

В итоге он ослеп и скончался в абсолютной бедности в афганской столице Кабуле в 1944 году. Гордость не позволяла ему просить денег у богатых правителей других мусульманских стран.

На его похороны съехалось очень много представителей Афганистана, Пакистана, Ирана. Они оказали некоторую помощь семье Саида Алим-Хана, потомки которого до сих пор живут на территории современного Афганистана.

Моя первая фотография с флагом Турбины .

А это вот тот самый санаторий СССР, построенный на бывших владениях эмира Бухарского.

Беседка эмира рядом с прудом, чуть с другого ракурса.

Никто до конца не знает насколько правдива это история, ведь сокровища последнего эмира Бухары не найдены и по сей день, а может все это не более чем вымысел. Говорить о достоверности исторических событий всегда очень трудно, обычно любая власть всегда "корректирует историю под себя".

Я покидал дворец Ситораи Мохи-Хоса в задумчивости, сейчас уже лишь павлины молча провожают посетителей, а во времена величия Бухары у эмира был огромный зверинец.

Задумчивый старец, сидящий на стуле, взглядом провожал путника с тяжеленным рюкзаком за спиной.

Я подумал тогда, что человек выглядит самодостаточным без бесконечных метаний по миру, ночной работы, самолётов, поездов, автобусов, машин.....Человек живёт в своей маленькой Бухаре и наслаждается жизнью....и самое главное никуда не спешит.....

А я тогда спешил в Самарканд, а сейчас спешу написать отчёты о Японии и Узбекистане, не говоря уже о брошенном в Индонезии…..а уже через меньше чем через две недели Перу через Испанию и почти сразу Азербайджан. А в июне я надеюсь, что получу новый десятилетний паспорт, т.к. обычного пятилетнего мне стандартно хватает на три – три с половиной года потому что полностью заканчиваются страницы....и летние планы пока туманны то ли "чёрная Африка", то ли Мадагаскар и сказочный остров Реюньон.....

последний эмир Бухары, правивший до захвата Бухары большевиками 30 августа 1920 года, представитель династии Мангыт

В тринадцать лет Алим-хан был послан своим отцом Абдулахад-ханом в Санкт-Петербург на три года для изучения науки управления государством и военного дела. В 1896 году он вернулся, получив в России подтверждение статуса наследного принца Бухары.

Через два года он занял должность губернатора Насефа, пробыв в ней двенадцать лет. Следующие два года он управлял северной провинцией Кармина, до смерти своего отца в 1910 году. В 1911 году был произведён в Свиты Его Императорского Величества генерал-майоры.

Взошел на престол в 1910 году. Начало правления было многообещающим: он объявил, что не принимает подарков, и категорически запретил чиновникам и должностным лицам брать взятки от народа и использовать налоги в личных целях. Однако со временем ситуация изменилась. В результате интриг сторонники реформ проиграли и были высланы в Москву и Казань , и Алим-хан продолжил правление в традиционном стиле, укрепляя династию.

В числе известных людей, бывших в окружении эмира до весны 1917 года, был один из первых узбекских генералов царской армии России Мирбадалев, Мир Хайдар Касымович.

На деньги Эмира Бухарского в Санкт-Петербурге были выстроены Санкт-Петербургская соборная мечеть и Дом Эмира бухарского. 30 декабря 1915 года произведён в генерал-лейтенанты по Терскому казачьему войску и назначен генерал-адъютантом.

Когда большевики заняли Бухару, он бежал на восток Бухарского эмирата, а затем в Афганистан . Умер в Кабуле .

Награждён орденом Александра Невского. Награжден орденом Св. Владимира (на приведенной цветной фотографии на халате эмира отчетливо видна звезда этого ордена с девизом "Польза, честь и слава")

Сын бухарского эмира Шахмурад (принял фамилию Олимов) отрёкся от отца в 1929 году. Служил в Красной Армии, в 1960-х преподавал в Военной академии имени Фрунзе.

Категории

Популярное