Гомер – древнегреческий поэт - сказитель, собиратель легенд, автор древних литературных произведений «Илиада» и «Одиссея».

Точными данными о дате рождения сказителя историки не располагают. Остается загадкой и место рождения поэта. Историки считают, что наиболее вероятный период жизни Гомера – X-VIII века до нашей эры. Местом возможной родины поэта считают один из шести городов: Афины, Родос, Хиос, Саламин, Смирна, Аргос.

Еще более дюжины других населенных пунктов Древней Греции упоминались разными авторами в разное время, в связи с появлением на свет Гомера. Чаще всего сказителя считают уроженцем Смирны. Произведения Гомера обращены к древней истории мира, в них нет упоминаний о современниках, что усложняет датирование периода жизни автора. Существует легенда, что Гомер сам не знал места своего рождения. От Оракула сказитель узнал, что остров Иос был родиной его матери.

Биографические данные о жизни сказителя, представленные в средневековых трудах, вызывают у историков сомнения. В работах о жизни поэта упоминается, что Гомер – имя, которое поэт получил из-за своей приобретенной слепоты. В переводе оно может означать «незрячий» или «ведомый». При рождении мать нарекла его Мелезигеном, что означает «рожденный у реки Мелеса». По одной из легенд, Гомер ослеп, когда увидел меч Ахиллеса. В утешение богиня Фетида наделила его даром песнопения.

Есть версия о том, что поэт был не «ведомым», а «ведущим». Гомером нарекли его не после того как сказитель ослеп, а наоборот – прозрел и стал говорить мудро. По мнению большинства античных биографов, Мелезиген был рожден женщиной по имени Крифеида.

Сказитель выступал на пиршествах знатных людей, на городских собраниях, на рынках. Согласно мнению историков, Древняя Греция во времена жизни Гомера переживала свой расцвет. Поэт декламировал отдельные части из своих произведений, путешествуя от города к городу. Он пользовался почтением, имел ночлег, еду и не был грязным странником, которым иногда его изображают биографы.

Существует версия, что «Одиссея», «Илиада» и «Гомеровские гимны» - это творчество разных авторов, а Гомер был только исполнителем. Историками рассматривается версия, что поэт принадлежал к семейству певцов. В Древней Греции ремесленные и другие профессии часто передавались из поколения в поколение. В таком случае любой член семьи мог выступать под именем Гомера. Из поколения в поколение истории и манера исполнения передавались от родственника к родственнику. Данный факт объяснил бы и разный период создания поэм, и прояснил бы вопрос с датами жизни сказителя.

Становление поэта

Одна из наиболее подробных историй о становлении Гомера в качестве поэта принадлежит перу Геродота Галикарнасского, которого Цицерон назвал «отцом истории». По версии античного историка, поэт был при рождении назван Мелезигеном. Он жил вместе с матерью в Смирне, где стал учеником владельца школы Фемия. Мелезиген был очень умен и хорошо постигал науки.

Учитель умер, оставив своему лучшему воспитаннику школу. Поработав некоторое время наставником, Мелезиген решил углубить свои знания о мире. Помочь ему вызвался человек по имени Ментес, который был родом с острова Лефкада. Мелезиген закрыл школу и отправился на корабле знакомого в морское путешествие, чтобы увидеть новые города и страны.

Во время странствия бывший учитель собирал истории, легенды, расспрашивал об обычаях местных народов. Прибыв в Итаку, Мелезиген почувствовал недомогание. Ментес оставил спутника под присмотром надежного человека и поплыл на родину. В дальнейшее странствие Мелезиген отправился пешком. По дороге он декламировал истории, собранные им за время странствия.

По версии Геродота Галикарнасского, окончательно ослеп сказитель в городе Колофон. Там он и взял себе новое имя. Современные исследователи склонны подвергать сомнению историю, рассказанную Геродотом, как и сочинения других античных авторов о жизни Гомера.

Гомеровский вопрос

В 1795 году Фридрих Август Вольф в предисловии к изданию текста поэм древнегреческого сказителя выдвинул теорию, которая получила название «Гомеровский вопрос». Основной смысл мнения ученого заключался в том, что поэзия во времена Гомера была устным искусством. Слепой странствующий сказитель не мог быть автором сложного художественного произведения.

Гомер сочинял песни, гимны, музыкальные эпосы, которые легли в основу «Илиады» и «Одиссеи». По мнению Вольфа, законченный вид поэмы получили, благодаря другим авторам. С тех пор ученые, занимающиеся творчеством Гомера, разделились на два лагеря: «аналитики» поддерживают теорию Вольфа, а «унитарии» придерживаются мнения о строгом единстве эпоса.

Слепота

Некоторые исследователи творчества Гомера говорят о том, что поэт был зрячим. В пользу отсутствия у сказителя недуга говорит тот факт, что философы и мыслители считались в Древней Греции людьми, лишенными обычного зрения, но имеющими дар смотреть в суть вещей. Слепота могла быть синонимом мудрости. Гомер считался одним из создателей всеобъемлющей картины мира, автором родословной богов. Мудрость его была для всех очевидной.

Античные биографы вывели в своих произведениях точный портрет Гомера-слепца, но сочиняли они свои труды уже через много столетий после смерти поэта. Так как достоверных данных о жизни поэта не сохранилось, то трактовка античных биографов могла быть не совсем правильной. В пользу этой версии говорит факт наличия во всех биографиях вымышленных событий с участием мифических персонажей.

Произведения

Сохранившиеся древние свидетельства дают представление о том, что в эпоху античности сочинения Гомера считались источником мудрости. Поэмы давали знания относительно всех сфер жизни – от общечеловеческой морали до основ военного искусства.

Плутарх писал, что великий полководец всегда хранил при себе копию «Илиады». Греческих детей учили читать по «Одиссее», а некоторые отрывки из произведений Гомера философы-пифагорейцы прописывали, как средство для исправления души.

Гомера считают автором не только «Илиады» и «Одиссеи». Сказитель мог быть создателем комической поэмы «Маргит» и «Гомеровских гимнов». Среди других произведений, приписываемых древнегреческому сказителю, есть цикл текстов о возвращении героев Троянской войны в Грецию: «Киприи», «Взятие Илиона», «Эфиопида», «Малая Илиада», «Возвращения». Поэмы Гомера отличает особый язык, который не имел аналога в разговорной речи. Манера повествования делала сказания запоминающимися и интересными.

Смерть

Существует легенда, которая описывает смерть Гомера. В старости отправился слепой сказитель на остров Иос. Путешествуя, Гомер встретил двух юных рыбаков, которые загадали ему загадку: «У нас есть то, что мы не ловили, а что мы поймали, мы выкинули». Поэт размышлял над решением головоломки долго, но так и не смог найти нужного ответа. Мальчишки ловили вшей, а не рыбу. Гомер был так раздосадован тем, что не смог разгадать загадку, что поскользнулся и ударился головой.

По другой версии, сказитель покончил с собой, так как смерть была для него не так страшна, как потеря остроты ума.

• Существует около десятка биографий сказителя, дошедшие до нашего времени из античности, но все они содержат сказочные элементы и упоминания об участии древнегреческих богов в событиях жизни Гомера.
• Поэт распространял свои произведения за пределами Древней Греции при помощи учеников. Их называли Гомеридами. Они странствовали по разным городам, исполняя на площадях произведения своего учителя.

• Творчество Гомера было очень популярно в Древней Греции. Около половины всех найденных папирусных древнегреческих свитков являются отрывками из разных произведений поэта.
• Сочинения сказителя передавалось в устной форме. Поэмы, которые мы знаем сегодня, были собраны и структурированы в целостные произведения из разрозненных песен армией поэтов афинского тирана Писистрата. Некоторые части текстов были отредактированы с учетом пожеланий заказчика.

• Советский прозаик в 1915 году написал стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса», в котором взывал к сказителю и героям поэмы «Илиада».
• До середины семидесятых годов двадцатого века события, описанные в поэмах Гомера, считались чистым вымыслом. Но археологическая экспедиция Генриха Шлимана, нашедшего Трою, доказала, что творчество древнегреческого поэта основано на реальных событиях. После такой находки почитатели Платона укрепились в надежде, что однажды археологи найдут и Атлантиду.

греч . Homeros, лат . Homerus, поэт, стоящий у истоков греческой и, следовательно, европейской литературы, имя которого связано с древнейшим литературным жанром греков, героическим эпосом, особенно с “Илиадой” и “Одиссеей”. Уже в древности о личности и времени жизни Гомера не было известно ничего достоверного. Он изображался в виде слепого старца. Из городов, претендовавших на право считаться его родиной, наиболее оправданными кажутся притязания Смирны в ионической Малой Азии и остров Хиос. Принято считать, что Гомер жил приблизительно в 8 в до н.э. Гомер-поэт классической древности, но одновременно он является великим учителем-наставником и образцом для всей античности “Гомеровский вопрос” (вопрос об авторе и об обстоятельствах возникновения гомеровского эпоса) существовал уже в древности. Еще в 6 в. до н.э. по распоряжению Писистрата были исследованы тексты Гомера. До 5 в. до н.э. Гомеру приписывали, кроме “Илиады” и “Одиссеи”, еще многочисленные эпические поэмы (т. н. эпический цикл “Киприи”, “Маргит”, гомеровские гимны). Гомер считался автором “Илиады” и “Одиссеи” до тех пор, пока в эпоху эллинизма “chorizonten” (разделяющие) не оспорили его авторство в отношении “Одиссеи”. В новое время Ф. А. Вольф в своих “Prolegomena ad Homerum” (1795) вновь поставил этот вопрос. Между исследователями, которые делили эпос на отдельные песни (песенная теория Лахмана), и унитариями, защищавшими строгое единство эпоса, стояли исследователи, которые принимали позднейшие интерполяции, расширения и компиляции нескольких малых эпических произведений или считали Гомера только редактором эпоса. Состояние современных исследований позволяет считать Гомера автором “Илиады”. Он использовал более древние песни, опираясь на эпические традиции и действуя по единому плану. Эти песни, героические сказания и малый эпос являются устной предварительной ступенью, которая уводит в мир 2-го тыс. к проникшим в Средиземноморье раннегреческим племенам. Вопрос о том, в какой мере в “Илиаде” отражена крито-микенская культура, вновь стал спорным после предпринятой попытки расшифровать линейное письмо Б. Песни исполнялись странствующими рапсодами при трапезах благородного общества (знати). Обладали ли эти рапсоды хотя бы отчасти зафиксированными письменно текстами, является спорным, как и вопрос о письменном тексте эпоса Гомера. Применение письма Б. считается сегодня весьма вероятным, если учесть художеств композицию поэм. В “Илиаде”, названной по имени греческого города Илион (Троя), в 24 книгах изображен 49-дневный отрезок времени, конец 10-летней борьбы греков за Трою. Ее тема-гнев Ахилла, у которого Агамемнон увел его рабыню Брисеиду, из-за чего Ахилл отказался участвовать в сражениях. После того как погиб его друг Патрокл, Ахилл вновь вступает в битву, чтобы мстить за него. От своей матери Фетиды Ахилл получает выкованные для него Гефестом доспехи (описание щита в 18-й книге) и убивает Гектора в бою. Эпос оканчивается поминальными играми в честь Патрокла. В Илиаде отражены разные эпохи. Многочисленные эпизодические события наряду с главными действиями показывают героев, часто происходящих от богов, в тяжелых боях. Боги принимают участие в борьбе с обеих сторон, множественные сцены с богами принимают характер бурлеска. Далее следуют небольшие поэтические дополнения “Одиссея”, по-видимому, более позднее произведение, и оно не принадлежит Гомеру. Поэма принадлежит, вероятно, ученику Гомера (?) и обработана позднее. В 24-х книгах воспеваются длящиеся 10 лет путешествия и возвращение на родину Одиссея к его жене Пенелопе. Перед возвращением домой Одиссей останавливается у нимфы Калипсо. После кораблекрушения, представ перед феаками, герой рассказывает о пережитых событиях. Поэма повествует о том, как Пенелопа, ожидающая возвращения домой супруга, хитростью оттягивает свой брак с женихами, ее сын Телемах оказывает возвратившемуся домой неузнанным Одиссею помощь при избиении женихов. В эпосе множество повествований о морских путешествиях переплетается со сказочными мотивами. Вазовая живопись, так же как и настенная, в различных вариациях представляет многочисленные сцены из “Илиады” и “Одиссеи”, пластика создала идеализированный портрет слепого поэта “Илиада” и “Одиссея” написаны гекзаметром, их язык построен на давних традициях художественной речи с ионийско-эолийскими элементами. Отчетливые, повторяющиеся в виде формул обороты, вероятно, относятся к устным начальным ступеням, сохранившимся в эпосе. К числу недосягаемых вершин гомеровского эпоса принадлежат полет фантазии, сила красноречия, замедление хода действия для создания драматического напряжения, художеств частности, естественность в изображении жизни, красота сравнений, свидетельствующие о поразительной наблюдательности, человеческом участии и психологической чуткости автора. В области эпоса “Илиада” и “Одиссея” являются высшими образцами поэтических произведений. Наиболее читаемый вот уже 3000 лет автор, Гомер очень рано и вплоть до византийского времени изучался в школе. Сделавшись эталоном при оценке любой поэмы античности, эпос Гомера дал толчок всему последующему художественному творчеству. Ливий Андроник перевел “Одиссею” на латынь, Вергилий своей “Энеидой” хотел достичь уровня гомеровского эпоса. В областях латинского языка, в эпоху средневековья, а в романских странах вплоть до нового времени эпос Вергилия имел большее влияние, чем эпос Гомера. В 18 в под влиянием Р. Вуда (Англия) Гомер вновь был признан непревзойденным гением. Его поэзия с этого времени стала оказывать сильное воздействие на классиков мировой литературы (Лессинг, Гердер, Гете).

Homer by Antoine-Denis Chaudet, 1806.

Гомер (др.-греч. Ὅμηρος, VIII век до н. э.) — легендарный древнегреческий поэт-сказитель, создатель эпических поэм «Илиады» (древнейшего памятника европейской литературы и «Одиссеи».
Примерно половина найденных древнегреческих литературных папирусов — отрывки из Гомера.

О жизни и личности Гомера достоверно ничего не известно.

Гомер - легендарный древнегреческий поэт-сказитель

Ясно, однако, что «Илиада» и «Одиссея» были созданы значительно позже описываемых в них событий, но раньше VI века до н. э., когда достоверно зафиксировано их существование. Хронологический период, в котором локализует жизнь Гомера современная наука, — приблизительно VIII век до н. э. По словам Геродота, Гомер жил за 400 лет до него, другие древние источники говорят, что он жил во времена Троянской войны.

Бюст Гомера в Лувре

Место рождения Гомера неизвестно. За право называться его родиной в античной традиции спорили семь городов: Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Родос, Аргос, Афины. Как сообщают Геродот и Павсаний, умер Гомер на острове Иос архипелага Киклады. Вероятно, «Илиада» и «Одиссея» были сложены на малоазийском побережье Греции, заселенном ионийскими племенами, или на одном из прилегающих островов. Впрочем, гомеровский диалект не дает точных сведений о племенной принадлежности Гомера, так как представляет собой сочетание ионийского и эолийского диалектов древнегреческого языка. Существует предположение, что его диалект представляет собой одну из форм поэтического койнэ, сформировавшегося задолго до предполагаемого времени жизни Гомера.

Paul Jourdy, Homère chantant ses vers, 1834, Paris

Традиционно Гомер изображается слепцом. Наиболее вероятно, что это представление исходит не из реальных фактов его жизни, а представляет собой реконструкцию, характерную для жанра античной биографии. Поскольку многие выдающиеся легендарные прорицатели и певцы были слепыми (например, Тиресий), по античной логике, связывавшей пророческий и поэтический дар, предположение о слепоте Гомера выглядело весьма правдоподобным. Кроме того, певец Демодок в «Одиссее» слепой от рождения, что также могло восприниматься автобиографично.

Гомер. Неаполь, Национальный археологический музей

Существует предание о поэтическом поединке Гомера с Гесиодом, описанное в сочинении «Состязание Гомера и Гесиода», созданном не позднее III в. до н. э., а по мнению многих исследователей, и значительно раньше. Поэты якобы встретились на острове Эвбее на играх в честь погибшего Амфидема и читали каждый свои лучшие стихи. Царь Панед, выступивший судьей на состязании, присудил победу Гесиоду, так как тот призывает к земледелию и миру, а не к войне и побоищам. При этом симпатии аудитории были на стороне Гомера.

Кроме «Илиады» и «Одиссеи» Гомеру приписывается ряд произведений, несомненно созданных позднее: «гомеровы гимны» (VII—V вв. до н. э., считаются наряду с Гомером древнейшими образцами греческой поэзии), комическая поэма «Маргит» и др.

Значение имени «Гомер» (оно впервые встречается в VII веке до н. э., когда Каллин Эфесский назвал его автором «Фиваиды») пытались объяснить ещё в античности, предлагались варианты «заложник» (Гесихий), «следующий за» (Аристотель) или «слепец» (Эфор Кимский), «но все эти варианты так же неубедительны, как и современные предложения приписать ему значение „слагатель“ или „аккомпаниатор“. <…> Данное слово в своей ионийской форме Ομηρος — практически наверняка реальное личное имя» (Боура С.М. Героическая поэзия.)

Гомер (около 460 до н. э.)

А.Ф. Лосев: Традиционный образ Гомера у греков. Этот традиционный образ Гомера, существующий уже около 3000 лет, если отбросить всякие псевдоученые вымыслы позднейших греков, сводится к образу слепого и мудрого (а, по Овидию, еще и бедного), обязательно старого певца, создающего замечательные сказания под неизменным руководством вдохновляющей его музы и ведущего жизнь какого-то странствующего рапсода. Подобные черты народных певцов мы встречаем и у многих других народов, и потому в них нет ничего специфического и оригинального. Это самый общий и самый распространенный тип народного певца, наиболее любимый и наиболее популярный у разных народов.

Как полагают большинство исследователей, гомеровские поэмы были созданы в Малой Азии, в Ионии в 8 в. до н. э. на основании мифологических сказаний о Троянской войне. Существуют поздние античные свидетельства об окончательной редакции их текстов при афинском тиране Писистрате в середине 6 в. до н. э., когда их исполнение было включено в празднества Великих Панафиней.

В древности Гомеру приписывали комические поэмы «Маргит» и «Война мышей и лягушек», цикл произведений о Троянской войне и возвращении героев в Грецию: «Киприи», «Эфиопида», «Малая Илиада», «Взятие Илиона», «Возвращения» (т. н. «киклические поэмы», сохранились лишь небольшие фрагменты). Под названием «Гомеровские гимны» существовало собрание из 33 гимнов богам. Огромную работу по собиранию и уточнению рукописей поэм Гомера проделали в эпоху эллинизма филологи Александрийской библиотеки Аристарх Самофракийский, Зенодот из Эфеса, Аристофан из Византия (они же разделили каждую поэму на 24 песни по числу букв греческого алфавита). Стало нарицательным имя софиста Зоила (4 в. до н. э.), прозванного за критические высказывания «бичом Гомера». Ксенон и Гелланик, т. н. «разделяющие», высказали мысль о возможной принадлежности Гомеру только одной «Илиады»

Jean-Baptiste Auguste Leloir (1809-1892). Homère.

В 19 веке «Илиада» и «Одиссея» сравнивались с былинами славян, скальдической поэзией, финским и германским эпосом. В 1930-х гг. американский филолог-классик Мильман Пэрри, сопоставляя поэмы Гомера с живой эпической традицией, еще существовавшей в то время у народов Югославии, обнаружил в гомеровских поэмах отражение поэтической техники народных певцов-аэдов. Созданные ими поэтические формулы из устойчивых сочетаний и эпитетов («быстроногий» Ахиллес, «пастырь народов» Агамемнон, «многоумный» Одиссей, «сладкоречивый» Нестор) давали возможность сказителю «импровизируя» исполнять эпические песни, состоявшие из многих тысяч стихов.

«Илиада» и «Одиссея» всецело принадлежат многовековой эпической традиции, но из этого не следует, что устное творчество анонимно. «До Гомера мы не можем назвать ничьей поэмы подобного рода, хотя, конечно, поэтов было много» (Аристотель). Главное отличие «Илиады» и «Одиссеи» от всех остальных эпических произведений Аристотель усматривал в том, что Гомер не развертывает свое повествование постепенно, а строит его вокруг одного события, — в основе поэм лежит драматическое единство действия. Другая особенность, на которую также обратил внимание Аристотель: характер героя раскрывают не описания автора, а речи, произносимые самим героем.

Средневековая иллюстрация к «Илиаде»

Язык гомеровских поэм — исключительно поэтический, «наддиалектный» — никогда не был тождествен живой разговорной речи. Он складывался из соединения эолийских (Беотия, Фессалия, остров Лесбос) и ионийских (Аттика, островная Греция, побережье Малой Азии) диалектных черт с сохранением архаического строя более ранних эпох. Метрически оформлял песни «Илиады» и «Одиссеи» уходящий корнями в индоевропейское эпическое творчество гекзаметр — стихотворный размер, в котором каждый стих состоит из шести стоп с правильным чередованием долгих и кратких слогов. Необычность поэтического языка эпоса подчеркивали вневременной характер событий и величие образов героического прошлого.

William-Adolphe Bouguereau (1825-1905) - Homer and his Guide (1874)

Сенсационные открытия Г. Шлимана в 1870—80-х гг. доказали, что Троя, Микены и ахейские цитадели не миф, а реальность. Современников Шлимана поразили буквальные соответствия ряда его находок в четвертой шахтовой гробнице в Микенах с описаниями Гомера. Впечатление было столь сильным, что эпоха Гомера надолго стала ассоциироваться с периодом расцвета Ахейской Греции в 14—13 вв. до н. э. В поэмах, однако, прослеживаются также многочисленные археологически засвидетельствованные черты культуры «героического века», как например, упоминание о железных орудиях и оружии или обычай кремации умерших. В плане содержания эпосы Гомера заключают в себе множество мотивов, сюжетных линий, мифов, почерпнутых в ранней поэзии. У Гомера можно услышать отголоски минойской культуры, и даже проследить связь с хеттской мифологией. Однако основным источником эпического материала стал для него микенский период. Именно в эту эпоху происходит действие его эпопеи. Живший в четвертом столетии после окончания этого периода, который он сильно идеализирует, Гомер не может быть источником исторических сведений о политической, общественной жизни, материальной культуре или религии микенского мира. Но в политическом центре этого общества Микенах найдены, однако, предметы, идентичные описанным в эпосе (в основном оружие и инструменты), на некоторых же микенских памятниках представлены образы, вещи и даже сцены, типичные для поэтической действительности эпопеи. К микенской эпохе были отнесены события троянской войны, вокруг которой Гомер развернул действия обеих поэм. Эту войну он показал как вооруженный поход греков (названных ахейцами, данайцами, аргивянами) под предводительством микенского царя Агамемнона против Трои и ее союзников. Для греков троянская война была историческим фактом, датируемым XIV-XII вв. до н. э. (согласно подсчетам Эратосфена, Троя пала в 1184 г.)

Karl Becker. Homer sings

Сопоставление свидетельств гомеровского эпоса с данными археологии подтверждают выводы многих исследователей о том, что в своей окончательной редакции он сложился в 8 в. до н. э., причем древнейшей частью эпоса многие исследователи считают «Каталог кораблей» («Илиада», 2-я песнь). Очевидно, поэмы созданы не одновременно: «Илиада» отражает представления о человеке «героического периода», «Одиссея» стоит как бы на рубеже иной эпохи — времени Великой греческой колонизации, когда расширялись границы освоенного греческой культурой мира.

Для человека эпохи античности поэмы Гомера были символом эллинского единства и героизма, источником мудрости и познания всех сторон жизни — от военного искусства до практической морали. Гомера наравне с Гесиодом считали создателем всеобъемлющей и упорядоченной мифологической картины мироздания: поэты «составили для эллинов родословные богов, снабдили имена богов эпитетами, поделили между ними достоинства и занятия, начертали их образы» (Геродот). По мнению Страбона, Гомер был единственным из поэтов древности, кто знал почти все об ойкумене, о народах, ее населяющих, их происхождении, образе жизни и культуре. Данными Гомера как подлинными и заслуживающими доверия пользовались Фукидид, Павсаний (писатель), Плутарх. Отец трагедии Эсхил называл свои драмы «крохами от великих пиров Гомера».

Jean-Baptiste-Camille Corot. Homer and the Shepherds

Греческие дети учились читать по «Илиаде» и «Одиссее». Гомера цитировали, комментировали, объясняли иносказательно. Чтением избранных мест из поэм Гомера призывали исправлять души философы-пифагорейцы. Плутарх сообщает, что Александр Македонский всегда имел при себе список «Илиады», который хранил под подушкой вместе с кинжалом.

К аждый народъ древней и самобытной образованности имѣетъ стародавнее, изъ глуби вѣковъ идущее, но долго не отвердѣлое и не устойчивое, видоизмѣняемое и умножаемое поэтическое преданіе, которое мало-по-малу онъ научается оберегать отъ дальнѣйшихъ перемѣнъ, какъ неприкосновенное наслѣдіе первоначальныхъ откровеній, ниспосланныхъ людямъ богами. Такъ пріобрѣтаетъ народъ священные тексты, изученіе коихъ воспитываетъ поколѣнія и даетъ первые поводы къ развитію науки о словѣ и искусства словеснаго, исторіи, религіознаго вѣроученія и философскаго умозрѣнія.

Таково было и значеніе Гомеровыхъ поэмъ въ Греціи. Онѣ знаменовали, для всего раздробленнаго на многія политическія тѣла эллинскаго міра, общенародную связь, сознаніе и овеществленіе которой было насущною нуждою націи, не объединенной союзомъ государственнымъ; почему издавна отдѣльные города, законодательнымъ путемъ, вводятъ публичное провозглашеніе отрывковъ изъ Гомера декламаторами-рапсодами въ обязательный кругъ праздничнаго обряда и съ VI вѣка запасаются, для храненія въ государственныхъ архивахъ, удостовѣренными списками Иліады и Одиссеи. На Гомерѣ, изъ рода въ родъ, учились эллины съ малолѣтства — и дома, и въ школѣ, и на площади — тому,что такое эллинство, какъ высокій строй старинной рѣчи и ея «священный» ладъ, исконный нравъ и завѣтный обычай, знаніе объ отеческихъ богахъ и память о родимыхъ герояхъ. Изъ Гомера, стихи котораго въ теченіе долгихъ вѣковъ затверживались наизусть, пристально изслѣдовались,

разносторонне истолковывались,— развили эллины и свою поэзію (позднѣйшій эпосъ, хоровую лирику, наконецъ — трагедію), и грамматику родного языка, и первыя начала этики, поэтики, діалектики, риторики, и свою священную исторію, и пластическіе идеалы изобразительнаго искусства (такъ, въ V вѣкѣ знаменитыя строки первой пѣсни Иліады, ст. 528—530, опредѣлили художественный замыслъ Фидія при созданіи олимпійской статуи Зевса и навсегда установили иконографическій типъ вседержителя-отца боговъ и людей),— пока наступила, наконецъ, пора критической мысли и на томъ же старомъ Гомерѣ ученое остроуміе и эстетическая взыскательность впервые испытали свои силы и изощрились до полной независимости отъ освященнаго вѣками преданія. Тогда слѣпой старецъ, вдохновляемый божественными Музами, превратился въ одного изъ образцовыхъ, «каноническихъ», или «классическихъ», поэтовъ, въ простодушнаго, «добраго» Гомера, въ художника подъ стать другимъ авторамъ книжной словесности, искуснаго необычайно, хотя во многомъ еще не совершеннаго, одареннаго несравненною силою генія, но вовсе не непогрѣшимаго и подчасъ оскорбляющаго изысканный вкусъ.

Гомеръ и гуманизмъ.

Уже древняя филологія намѣтила этотъ путь сопоставленій Гомера съ творцами искусственнаго эпоса,— путь, по которому пошла и новая европейская мысль съ XIV вѣка, co временъ Петрарки и Боккачьо, когда Гомеръ, извѣстный средневѣковью лишь по наслышкѣ, какъ старшій, великій братъ вѣщаго пророка и волшебника Вергилія на поэтическомъ Парнассѣ, предсталъ въ болѣе осязательныхъ очертаніяхъ, вслѣдствіе перваго ознакомленія съ eгo поэмами, отчасти уже въ подлинникѣ, по стариннымъ спискамъ, разбираемымъ съ помощью заѣзжихъ ученыхъ грековъ, а потомъ — и по первопечатнымъ книгамъ; ибо въ 1488 г., во Флоренціи, просвѣтительная дѣятельность византійскихъ эмигрантовъ-гуманистовъ, уже второго поколѣнія, увѣнчалась, между прочимъ, и первымъ изданіемъ Гомеровыхъ поэмъ, подъ редакціей грека Димитрія Халкондилы.

Только представленіе объ органическомъ характерѣ культурно-историческаго процесса, забрезжившее впервые y Джіованни-Баттиста Вико въ концѣ XVII столѣтія, и, въ частности, объ органическомъ ростѣ народной поэзіи, развитое въ XVIII вѣкѣ Гердеромъ, заставило положить рѣзкую грань между эпосомъ искусственнымъ (каковы, напр., поэмы Вергилія, Данта, Аріоста, Тассо, Камоэнса) и народнымъ эпосомъ, y грековъ — эпосомъ Гомера.

II.
Гомеровскій вопросъ.

Ф ридрихъ Августъ Вольфъ (Prolegomena ad Homerum, 1795), идя по слѣдамъ нѣсколькихъ предшественниковъ (изъ коихъ особенная заслуга принадлежитъ, вмѣстѣ съ Вико, писателю XVII вѣка, аббату д̉Обиньи), съ энергіей провозгласилъ мнѣніе о невозможности предположить планомѣрное эпическое творчество въ столь раннюю эпоху, какъ эпоха созданія гомеровскихъ поэмъ, еще не знавшая письменности, и о необходимости разсматривать ихъ какъ сводъ разнородныхъ былинныхъ сказовъ, собранный и приведенный въ болѣе или

менѣе стройный порядокъ только въ VI в. до Р. X., ученою коммиссіей правщиковъ, по распоряженію аѳинскаго тирана Писистрата.

Это ученіе произвело необычайный переполохъ во всемъ образованномъ мірѣ и нашло какъ восторженныхъ приверженцевъ, такъ и горячихъ противниковъ. Шиллеръ съ досадою недоумѣвалъ, какъ можетъ такой великій поэтъ, какъ Гете, благосклонно относиться къ этому ученію, проглядѣвшему живой ликъ Гомера-поэта; впрочемъ, Гете мало-по-малу вернулся къ вѣрѣ въ историческую реальность Гомера. Начался знаменитый «гомеровскій вопросъ»; и ближайшею (1837 г.) стадіей въ развитіи намѣченнаго Вольфомъ воззрѣнія на Гомера, какъ на легендарный образъ, подъ чьей личиной скрывается множество разноликихъ пѣвцовъ, была теорія Лахмана о распаденіи Иліады, при внимательномъ изученіи, на рядъ необширныхъ по объему пѣсенъ-былинъ, или балладъ, которыя этотъ ученый болѣе или менѣе произвольно пытался выдѣлить изъ связи цѣлаго и разграничить.

Съ конца XVIII вѣка воспреобладало представленіе о Гомерѣ, какъ простомъ символѣ народнаго пѣвца-сказителя, и о древнемъ эпосѣ вообще какъ о творчествѣ безыменномъ, безличномъ, безъискусственномъ, органически-всенародномъ. Этотъ взглядъ держался на двухъ предпосылкахъ, которыя были двумя преувеличеніями: древность гомеровскаго міра была признаваема древностью первобытной, и eгo культура болѣе цѣльной и одностихійной, менѣе расчлененной и разносоставной, чѣмъ какою она оказалась при позднѣйшемъ историческомъ изученіи. Это была отвлеченная идеологія, лелѣявшая идеалъ «эпохи органической», золотой, младенческой поры наивнаго и почти безсознательнаго эпоса, который, какъ писалъ философъ Шеллингъ, отвѣчаетъ «такому общему состоянію, гдѣ нѣтъ противорѣчія между личной свободой и естественнымъ ходомъ вещей, гдѣ всѣ человѣческія отношенія входятъ въ одну колею историческаго процесса». Впечатлѣніе отъ перваго знакомства съ народнымъ эпосомъ другихъ странъ, въ особенности съ сербскими эпическими пѣснями, исполнителями которыхъ являются слѣпые пѣвцы съ гуслями или бандурой, такъ живо напоминающіе традиціоннаго слѣпого Гомера съ eгo «киѳарой» или «формингой» (небольшой, примитивной лирой), соблазняло усматривать и въ гомеровскомъ творчествѣ безпримѣсное выраженіе патріархально-эллинскаго, простодушно-яснаго воззрѣнія на міръ, непосредственное проявленіе племенного поэтическаго генія, созданіе народной стихіи, еще не выдѣлившей изъ себя ни своеобразно творящей личности, ни даже культурно обособленной группы.

Но все же филологамъ-книжникамъ, свободнымъ отъ такихъ общихъ предпосылокъ, занятымъ прежде всего не установленіемъ широкихъ перспективъ, а точнымъ разслѣдованіемъ подлежащаго изученію словеснаго памятника, было ясно, что передъ ними не безформенное нагроможденіе сказовъ и былей, а строго продуманное эпическое единство, являющее несомнѣнные слѣды сознательной и искусной обработки. Убѣжденіе, что гомеровскія поэмы представляютъ собою художественное цѣлое, что онѣ суть твореніе законченное, ложится въ основу консервативнаго направленія въ спорахъ о Гомерѣ. Eгo защитники, подобно античнымъ ученымъ александрійскаго періода, хотѣли бы ограничиться обнаруженіемъ и устраненіемъ отдѣльныхъ позднихъ вставокъ, исказившихъ мѣстами Гомеровъ подлинникъ. Такъ, Нитчъ (G. W. Nitzsch, выступившій впервые съ своей защитой традиціи

въ тридцатыхъ годахъ прошлаго вѣка) считаетъ Гомера истиннымъ авторомъ обѣихъ приписанныхъ ему великихъ поэмъ, изъ коихъ подлежатъ исключенію лишь по особеннымъ въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ причинамъ заподозрѣнныя частности; работа Гомера состояла въ художественномъ сліяніи и восполненіи всего дошедшаго до него эпическаго матеріала болѣе ранней поры; широко и свободно пользуясь былиннымъ преданіемъ, онъ отчасти компилировалъ eгo, отчасти самостоятельно видоизмѣнялъ и обогащалъ.

Уже Г. Германъ, родоначальникъ новѣйшей филологіи, намѣтилъ (въ 1831 г.) третью точку зрѣнія: сложная и многообъемлющая эпопея могла разростись изъ первоначальнаго простого эпическаго зерна. Задачею изслѣдованія становилось поэтому — раскрытіе въ Иліадѣ первой Иліады, въ Одиссеѣ — исконной Одиссеи. Вмѣстѣ съ тѣмъ, необходимо было выяснить, какъ развивалось это ядро, какія послѣдовательныя отложенія оставляли на немъ, какъ бы слоями, новыя эпохи, какъ приведены были въ связь съ кореннымъ составомъ иныя повѣствованія, прежде ему чуждыя.

На этой принципіальной основѣ зиждется истолкованіе роста Иліады изъ сравнительно небольшой поэмы «о гнѣвѣ Ахилла», или «Ахиллеиды», данное англичаниномъ Гротомъ въ eгo классической «Исторіи Греціи» (1846 г.). Попытка Грота оказалась чрезвычайно плодотворной; компромиссъ, имъ предложенный,— согласиться на допущеніи, что Гомеръ, авторъ Ахиллеиды, самъ же расширилъ ее до размѣровъ Иліады,— удовлетворить, конечно, никого не могъ; но дѣло шло не столько о творцѣ, сколько о сотвореніи гомеровскаго эпоса, о eгo возникновеніи и eгo превращеніяхъ, о чистыхъ линіяхъ первоначальнаго зодческаго плана въ загроможденномъ пристройками и перестройками колоссальномъ зданіи. Изслѣдователи принялись за поиски «пра-Иліады»; всевозможные критеріи были примѣняемы для различенія болѣе древнихъ отъ болѣе позднихъ элементовъ въ наличномъ составѣ эпопеи. Б. Низе (въ книгѣ «о развитіи гомеровской поэзіи», 1882) свелъ гомеровскій вопросъ къ проблемѣ преемственнаго цехового творчества пѣвцовъ, которое показалъ существенно различнымъ отъ творчества народнаго. А. Фиккъ (1881 г. и позднѣе) отважился снять съ Гомера eгo іонійскій нарядъ и поэмы, записанныя на іонійскомъ діалектѣ, объявить распространенными пересказами исконныхъ Иліады и Одиссеи, сложенныхъ эолійцами по-эолійски. К. Робертъ («Studien zur Ilias», 1901) своеобразно использовалъ новѣйшія данныя археологіи для опредѣленія относительной древности составныхъ частей Иліады по типу оружія, въ нихъ упоминаемаго, исходя изъ противоположности между старо-микенскими памятниками воинскаго быта и остатками болѣе поздней культуры; не безъ нѣкотораго самообольщенія стройностью добытыхъ этимъ методомъ результатовъ, Робертъ старался доказать, что археологическіе признаки древности подтверждаются преобладаніемъ эолійскихъ элементовъ въ языкѣ,— что даетъ ему возможность возстановить основную «пѣснь объ Ахиллѣ»; и нельзя отрицать, что эта eгo гипотетическая реставрація, будучи сжатымъ извлеченіемъ изъ Иліады, переложеннымъ на эолійскій говоръ, производитъ неожиданное, цѣльное и яркое впечатлѣніе своею нагою простотой, лирическимъ тономъ былины и сосредоточенною трагическою энергіей. Многіе ученые, однако, не убѣжденные ни одною изъ ряда попытокъ критическаго остроумія разрѣшить «гомеровскій вопросъ», остались при

томъ мнѣніи, что послѣдній вообще неразрѣшимъ и что, помимо частныхъ результатовъ, вся работа надъ нимъ не привела ни къ какому общему выводу, достойному стать на мѣсто античнаго преданія о Гомерѣ, творцѣ Иліады и Одиссеи.

Что касается Одиссеи, представлявшей менѣе поводовъ къ заподозрѣнію ея цѣльнаго состава и художественнаго единства, чѣмъ Иліада,— она сдѣлалась предметомъ глубокаго критическаго изученія лишь полвѣка тому назадъ, когда А. Кирхгофъ («Гомеровская Одиссея», 1859, переизд. въ 1879), занявшись разоблаченіемъ въ ней «пра-Одиссеи», пришелъ къ выводу о ея возникновеніи изъ древнѣйшей спайки двухъ по существу различныхъ исконныхъ сказовъ, подвергшихся дальнѣйшему послѣдовательному расширенію, съ привнесеніемъ новыхъ, первоначально чуждыхъ ея кругу, эпичеокихъ элементовъ. На почвѣ разысканій Кирхгофа возникли посвященныя Одиссеѣ «Гомеровскія изслѣдованія» Виламовица-Меллендорффа (1884). Обзоръ гомеровскаго вопроса, какимъ онъ представляется въ наши дни, и разностороннюю критику всѣхъ высказанныхъ по этому вопросу мнѣній читатель найдетъ во 2-мъ изданіи книги П. Кауэра «Основные вопросы гомеровской критики» * .

Въ общемъ, можно сказать, что идущая отъ Германа теорія расширеній заняла прочное мѣсто въ исторіи гомеровскаго вопроса, и донынѣ открытаго, хотя и нельзя утверждать, что усиліямъ ученыхъ удалось съ полною достовѣрностью и точною опредѣленностью установить относительную давность всѣхъ составныхъ частей гомеровскаго эпоса въ отдѣльности и представить несомнѣнную картину образованія наличныхъ поэмъ изъ ихъ древнихъ и простыхъ первообразовъ.

III.
Эолійское начало въ
іонійскомъ эпосѣ.

Т акъ новѣйшее изученіе неизбѣжно ограничиваетъ уже устарѣлую доктрину о всецѣло народномъ характерѣ гомеровской поэзіи. Между двумя крайностями — приравненіемъ Гомера къ творцамъ искусственныхъ эпопей и представленіемъ объ авторахъ Иліады и Одиссеи, какъ о простыхъ пересказчикахъ того, что, мало-по-малу, въ силу какого-то природнаго процесса, стихійно возникало въ безличномъ, всенародномъ творчествѣ,— между этими двумя крайностями установляется третья возможность, имѣющая за себя всѣ признаки исторической и филологической вѣроятности,— возможность видѣть въ поэмахъ Гомера творчество во многомъ еще близкое къ народному, но уже отъ него отличное,

* Р. Gauer, «die Grundfragen der Homerkritik», 2. Aufl., Leipz. 1909.— На русскомъ языкѣ гомеровскому вопросу посвящены изслѣдованіе Ѳ. Соколова, 1868 года, «Гомеровскій вопросъ» (Труды Ѳ. Ѳ. Соколова, Спб. 1910, стр. 1—148) и двухтомное сочиненіе Шестакова «О происхожденіи поэмъ Гомера» (Казань, 1892—1899). Изъ литературы о Гомерѣ на русскомъ языкѣ назовемъ еще переводную работу Джебба («Гомеръ. Введеніе къ Иліадѣ и Одиссеѣ», 1892) и оригинальную историка Д. М. Петрушевскаго «Общество и государство y Гомера».— Среди изложеній гомеровскаго вопроса въ общихъ руководствахъ по исторіи греческой литературы наиболѣе содержательна и соотвѣтственна современному состоянію научнаго изслѣдованія глава объ эпосѣ Гомера въ книгѣ В. Криста (W. Christ, «Geschichte der griechischen Litteratur», 5. Auflage, bearb. von W. Schmid, München 1908, Ss. 24—85,— въ 7 томѣ «Handbuch der klass. Alterthums-Wissenschaft» Ивана Мюллера).

не похожее ни нo своимъ пріемамъ, ни по своимъ поводамъ и задачамъ на плоды искусственной письменности и поэтическаго индивидуализма, но все же уже разсчитанное на эстетическую оцѣнку слушателей и сознательно преслѣдующее опредѣленныя цѣли культурно-нравственнаго воздѣйствія на общество. Уже нельзя сказать: поэтъ Гомеръ не мыслимъ; онъ только не доказанъ, какъ историческое лицо, ибо нѣтъ ни одного сколько-нибудь достовѣрнаго свидѣтельства о eгo личности въ ряду позднихъ разсказовъ и баснословій о странствующемъ слѣпцѣ-рапсодѣ. Ho такъ какъ само твореніе свидѣтельствуетъ о творцѣ, то имя Гомера справедливо открываетъ и для насъ списки эллинскихъ поэтовъ; только ликъ eгo какъ бы двоится и множится для насъ, и мы не знаемъ — да и никогда, повидимому, не узнаемъ,— носилъ ли имя Гомера слагатель первоначальной Ахиллеиды, или также геніальный и уже являющій болѣе чертъ индивидуальнаго дарованія создатель нѣкоторыхъ частей Иліады, принадлежащихъ несомнѣнно эпохѣ болѣе поздней, или, наконецъ, послѣдній собиратель и устроитель дошедшаго до насъ свода? Отцовъ гомеровскаго эпоса было нѣсколько въ нѣсколькихъ поколѣніяхъ, а само имя «Гомеръ» остается загадочнымъ и почти только символическимъ.

Что Гомеровы поэмы не чистое народное творчество, хотя, еъ другой стороны, и не творчество единоличное, а, напротивъ, совокупное и постепенное, станетъ ясно изъ условій возникновенія и преемственной передачи древнѣйшаго эллинскаго эпоса. He подлежитъ сомнѣнію, что родиною великихъ поэмъ были іонійскія колоніи въ Малой Азіи; эти поэмы — творенія іонійскаго генія, художественно-воспріимчиваго, универсально-разносторонняго, умственно гибкаго и подвижнаго, полнаго стройности, граціи и чувства мѣры; и діалектъ ихъ — діалектъ древне-іонійскій. Ho языкъ поэмъ удивляетъ изслѣдователя обиліемъ вкрапленныхъ въ него эолизмовъ, т.е. особенностей эолійскаго говора. Прибавимъ къ этому, что герой, прославленію котораго посвящена Иліада,— Ахиллъ — есть герой эолійскій, первоначально чуждый іонійскому племени. Отсюда мнѣніе, что исконная Иліада — пѣснь о гнѣвѣ Ахилла — была племенною былиной пылкихъ и воинственныхъ, мужественно-прямодушныхъ, лирически-задушевныхъ эолійцевъ и что сложена была она на эолійскомъ діалектѣ; отсюда же и попытки приблизиться къ впечатлѣнію, которое должна была производить эта исконная былина, путемъ переложенія дошедшихъ до насъ іонійскихъ гексаметровъ въ эолійскіе. Этому мнѣнію и этимъ попыткамъ противорѣчитъ, между прочимъ, то обстоятельство, что эолизмы разсыпаны въ Иліадѣ болѣе или менѣе равномѣрно, тогда какъ они должны были бы отсутствовать въ частяхъ болѣе поздняго происхожденія, и что стихи наличнаго текста не образуютъ сами собой стиховъ эолійскихъ, такъ что переводъ на эолійское нарѣчіе сопряженъ съ нѣкоторыми видоизмѣненіями въ текстѣ, съ eгo преднамѣреннымъ приноровленіемъ къ эолійскому складу.

Итакъ, вѣроятнѣе другой взглядъ, по которому Иліада возникла въ мѣстности, гдѣ прежде сидѣли эолійцы, а потомъ сѣли іонійцы, такъ что языкъ мѣстныхъ пѣвцовъ былъ болѣе или менѣе смѣшаннымъ. Въ своемъ дальнѣйшемъ развитіи эпосъ сохранилъ первоначальныя особенности говора древнѣйшихъ аэдовъ: на много вѣковъ языкъ эпической поэзіи остался своеобразною діалектическою разновидностью, условною поэтическою рѣчью, отличною отъ живой рѣчи іонійскаго племени. Это

историческое заключеніе изъ наблюденія надъ языкомъ совершенно соотвѣтствуетъ наиболѣе достовѣрному изъ преданій о родинѣ Гомера, котораго, соревнуя и споря между собою, считали своимъ землякомъ и гражданиномъ семь греческихъ городскихъ общинъ. Именно, въ Смирнѣ находимъ мы, какъ разъ, тѣ историческія условія, о которыхъ говорили: прежде чѣмъ іонійцы окончательно вытѣснили изъ нея эолійцевъ, оба племени перебивали одно y другого прекрасный приморскій городъ въ ту отдаленную эпоху, когда совершалась колонизація малоазійскаго побережья, восходящая своимъ началомъ къ XI вѣку до Р. X.

IV.
Ѳессалійскія былины.

Н o съ очевидностью вытекаетъ уже изъ вышесказаннаго, что тѣ пѣсни о славахъ героевъ, что легли первою основой въ зданіе медленно сотворяемой Иліады, были пѣсни эолійскія. Ихъ принесли съ собой въ Малую Азію племена, жившія первоначально въ Ѳессаліи, на югъ отъ горы Олимпа, которая осталась и для переселенцевъ горою боговъ. На ней всѣ боги имѣютъ свои дома; на ней и y ея подножій, въ Піеріи, обитаютъ и Музы, услаждающія пѣньемъ боговъ и напоминающія пѣвцамъ старинныя были. Знали ѳессалійскіе эолійцы и среброногую морскую богиню, Ѳетиду — супругу Пелея (первоначально бога горы Пеліона), и издавна привыкли оплакивать горестную участь Ѳетидина сына — прекраснаго Ахилла (онъ же, по отчеству — Пелидъ), которому суждена краткая жизнь, полная подвиговъ несравненной славы, но отравленная горькими утратами и обреченная пресѣчься послѣ того, какъ Ахиллъ одолѣетъ другого богатыря — Гектора.

Новѣйшія изслѣдованія вскрыли присутствіе, въ мѣстныхъ ѳессалійскихъ культахъ и героическихъ преданіяхъ, цѣлаго ряда героевъ, собранныхъ y Гомера подъ стѣнами или въ стѣнахъ осажденной Трои. Вещественная наличность, въ историческую эпоху, издревле прославленныхъ гробницъ служитъ достовѣрнымъ признакомъ, по которому мы можемъ судить о мѣстѣ исконнаго почитанія героя и о родинѣ связаннаго съ нимъ миѳа. Гробъ Гектора, главнаго богатыря Трои и опаснѣйшаго непріятеля грековъ по Гомеру, еще во времена Павсанія, оставившаго намъ описаніе своего путешествія по Греціи (II в. по Р. X.), былъ одною изъ почитаемыхъ городскихъ святынь семивратныхъ Ѳивъ въ Бэотіи. Кажется, что Гекторъ въ древнѣйшихъ эпическихъ сказахъ, запечатлѣвшихъ y эолійцевъ, на родинѣ, память объ ихъ воинственныхъ передвиженіяхъ съ сѣвера, изъ Ѳессаліи, въ среднюю Грецію, въ долину рѣки Сперхея, игралъ роль защитника Ѳивъ противъ ѳессалійскихъ пришельцевъ и въ этихъ войнахъ былъ убитъ. По одному извѣстію, сохраненному Плутархомъ, изъ аттическихъ генеалогій Истра, вообще историка ненадежнаго, но въ данномъ случаѣ, очевидно, записавшаго старинную мѣстную легенду,— Александръ, коего имя въ Ѳессаліи было Парисъ, былъ осиленъ въ бою, y рѣки Сперхея, Ахилломъ и Патрокломъ. И на этомъ примѣрѣ мы видимъ, что разсказы гомеровскаго эпоса о битвахъ подъ стѣнами Трои оказываются миражнымъ отраженіемъ междуплеменныхъ битвъ, происходившихъ въ европейской Греціи еще до выселенія колонистовъ въ Малую Азію. И если y Гомера Александръ-Парисъ сражается только

съ ѳессалійцами, и если, по легендѣ, онъ палъ отъ руки ѳессалійца, Филоктета, то здѣсь наглядно сказывается вѣрность поздняго эпоса eгo изначальнымъ источникамъ, эолійскимъ героическимъ пѣснямъ, черезъ много времени послѣ того, какъ лица и событія были оторваны отъ родной почвы и перенесены въ чуждый имъ, полуидеальный міръ. Равно и приморскія Ѳивы въ Малой Азіи, разрушенный Ахилломъ городъ Андромахи (Ил. VI, 397), есть не болѣе, какъ проекція города Ѳивъ въ области Фтіотидѣ; Андромаха также принадлежитъ древне-эолійскому кругу эпическихъ преданій, а Елена, какъ богиня, была предметомъ религіознаго культа въ Ѳессаліи.

Съ такимъ запасомъ мѣстныхъ преданій о богахъ и родныхъ герояхъ, во главѣ которыхъ стоялъ, рядомъ съ своимъ другомъ Патрокломъ, обреченный на преждевременную гибель Ахиллъ, пришли эолійскіе переселенцы въ Малую Азію, гдѣ ждали пришлецовъ новыя условія жизни и новыя культурныя вліянія.

V.
Догомеровское многобожіе.

Г лавная перемѣна въ сферѣ религіозныхъ представленій, опредѣлившая общій сдвигъ міросозерцанія и создавшая новыя основы для эпическаго творчества, естественно вытекала изъ самаго факта переселенія: это была утрата мѣстныхъ культовъ,— вѣрованій и обрядовъ, непосредственно обусловленныхъ значеніемъ издревле-заповѣдныхъ мѣстъ и ихъ вещественныхъ святынь.

Религія эпохи, предшествовавшей переселенію, состояла изъ почитанія разнствующихъ по славѣ и силѣ боговъ, сонмъ которыхъ терялся на низшихъ ступеняхъ въ хаотическомъ множествѣ переполнявшихъ міръ стихійныхъ, но почти всегда точно локализованныхъ демоновъ,— и изъ почитанія героевъ. Это многобожіе было по преимуществу разнобожіемъ; центробѣжныхъ силъ было въ немъ болѣе, нежели силъ центростремительныхъ. Даже такія исконно-общія всему эллинству и выросшія изъ до-эллинскихъ корней религіозныя представленія, какъ представленіе о верховномъ Зевсѣ, или Діѣ, были столь нетожественны y разныхъ племенъ и родовъ, что объединяло ихъ развѣ лишь имя божества, идущее изъ самой колыбели арійской расы. Ho такъ какъ различіе обрядовъ вело съ собою и творчество новыхъ, обрядомъ установляемыхъ, именъ, на которыя разно откликались боги и которыя потребны были въ значительномъ количествѣ, чтобы настойчиво привлекать божественную помощь, отвращать угрозу и всячески воздѣйствовать на сверхъестественныя могущества заговорною силою, лежащею въ словѣ и въ имени,— то многоименность божествъ и многообразіе обозначеній, прилагаемыхъ къ одному и тому же религіозному понятію, служили новымъ толчкомъ къ расчлененію и раздробленію коренного единства религіозныхъ основоположеній. Отсюда проистекло затемненіе первоначальнаго значенія многихъ предметовъ частно-племенного вѣрованія; мало-по-малу забылось, напримѣръ, что имя «Амфитріонъ» было нѣкогда лишь мѣстнымъ наименованіемъ Зевса, eгo культовымъ прозвищемъ, и почитатели Амфитріона, ставъ впослѣдствіи

поклонниками общеэллинскаго Зевса, сохранили память объ Амфитріонѣ уже только какъ о полубогѣ, героѣ, наконецъ — просто какъ объ издревле чтимомъ земномъ отцѣ героя Геракла (у римлянъ — Геркулеса), небеснымъ родителемъ котораго былъ объявленъ Зевсъ, при чемъ споръ обоюдныхъ притязаній на реальное отчество такъ и остался не рѣшеннымъ.

Ho, кромѣ того, многочисленныя божества, ставшія потомъ обще-эллинскими, вначалѣ являются исключительнымъ достояніемъ отдѣльныхъ племенъ. Такъ, существовавшій съ незапамятной древности, «отъ пеласговъ» идущій, культъ Зевсова пророческаго дуба и Матери-Земли въ Додонѣ (Ил. XVI, 234; Од. XIV, 327 и XIX, 296), сохранилъ свой мѣстный, эпиротскій, характеръ и послѣ того, какъ завоевалъ, уже въ эпоху Гомера, общее признаніе эллинскаго міра, какъ колыбель древнѣйшаго и священнѣйшаго изъ оракуловъ; мѣстный характеръ имѣетъ почитаніе Матери-Земли и въ бэотійскихъ Ѳеспіяхъ; владычица Гера есть изначала и по преимуществу богиня аргивскихъ ахейцевъ и т. д. Этотъ пестрый матеріалъ мѣстнаго богопочитанія долженъ былъ подвергнуться медленному процессу собиранія, постепеннаго объединенія въ грандіозную систему національной религіи, которая, впрочемъ, никогда не достигла въ Греціи полнаго догматическаго и обрядоваго единообразія и даже въ періодъ завершенія объединительной работы сохранила въ своемъ гармоническомъ и устроенномъ цѣломъ достаточную независимость и какъ бы самоуправленіе отдѣльныхъ мѣстныхъ религій.

Въ этой объединительной работѣ первый этапъ былъ пройденъ рука объ руку съ развитіемъ эпической поэзіи въ малоазійскихъ колоніяхъ и подъ ея непосредственнымъ вліяніемъ: іонійскіе пѣвцы были первыми собирателями эллинской вѣры. Послѣ нихъ, огромное значеніе пріобрѣли могущественные центры жречества, въ особенности дельфійскій оракулъ и нѣкоторыя другія мѣстныя храмовыя общины, напр., община въ Ѳеспіяхъ; эта послѣдняя оказала ближайшее воздѣйствіе на вторую великую эпическую школу Греціи — бэотійскую школу Гесіода, существенно дополнившую вѣроученіе іонійской, гомеровской школы привнесеніемъ въ него множества исконныхъ вѣрованій и идей религіозно-метафизическаго порядка, оставленныхъ безъ вниманія гомеровскою школой или ей чуждыхъ и неизвѣстныхъ. «Отецъ исторіи», Геродотъ (V в.), безъ сомнѣнія правъ, выражая общее мнѣніе націи о роли эпоса въ созданіи національной религіи слѣдующими словами: «Гомеръ и Гесіодъ научили эллиновъ богамъ; они распредѣлили священныя имена, принадлежащія каждому изъ боговъ, и свойственную каждому часть владычества, и подобающій каждому видъ почитанія; они наглядно описали образъ каждаго божества».

Неудивительно поэтому, что первыя исканія новаго религіознаго сознанія, первые поиски религіозныхъ истинъ болѣе духовныхъ и нравственно-возвышенныхъ, начинаются полемикой съ вѣроученіемъ Гомера и — въ меньшей мѣрѣ — Гесіода. Такъ, рапсодъ-философъ Ксенофанъ Колофонскій (V в.) бросаетъ Гомеру и Гесіоду упрекъ, что «много ложнаго приписали они богамъ, много взвели на нихъ такого, что по справедливости считается y людей позорнымъ и достойнымъ порицанія». Съ другой стороны, нельзя отрицать и основательности взгляда Аристотеля, который называетъ первымъ эллинскимъ «богословомъ» Гесіода:

y Гомера мы не находимъ систематическаго ученія о богахъ. Онъ ничего не знаетъ и о божественной космогоніи (срв. однако Ил. XIV, 201, гдѣ Океанъ названъ theôn génesis, «родителемъ боговъ»,— мысль, въ которой древніе усматривали подтвержденіе Ѳалесова ученія о влажной первоосновѣ вселенной); міръ существуетъ для него однажды даннымъ, статически опредѣленнымъ; какъ онъ возникъ, какъ былъ сотворенъ,— пѣвцу безразлично. И не существо боговъ занимаетъ eгo, а ихъ вмѣшательство въ людскія дѣла, ихъ историческое взаимодѣйствіе съ людьми: все, что онъ сообщаетъ о нихъ, подсказано прагматизмомъ повѣствованія объ участяхъ героевъ; мимоходомъ открываетъ онъ о нихъ нужное для слушателя героическихъ «славъ». Ho то, что онъ открываетъ, важно и опредѣлительно для судебъ всей религіи, оно напечатлѣвается на ея незастывшей поверхности неизгладимыми линіями,— и пѣвецъ знаетъ, что онъ напечатлѣваетъ, потому что eгo сознательно поставленная цѣль и послѣдовательно разрѣшаемая задача — многое въ отдѣльности утвердить и ввести въ народное сознаніе на всѣ вѣка.

Почитаніе героевъ.

Рядомъ съ выше охарактеризованнымъ многобожіемъ и необычайно развитою демонологіей, опредѣлявшей весь бытъ и требовавшей отъ человѣка, при каждомъ eгo дѣйствіи, особенной предусмотрительности по отношенію къ невидимымъ силамъ, этимъ дѣйствіемъ затронутымъ, и особенной, магической значительности каждаго поступка,— содержаніе первоначальной религіи племенъ, тѣснившихся въ европейской Греціи до колонизаціи, составляли героическіе культы. Мы уже видѣли, какъ вырабатывалось понятіе героя чрезъ затемненіе лика первоначальнаго божества. По мнѣнію нѣкоторыхъ ученыхъ, всѣ героическіе культы выросли изъ этого корня: всѣ герои суть забытые, развѣнчанные боги. По мнѣнію другихъ, напротивъ, герои суть обожествленные предки. Во всякомъ случаѣ, само низведеніе боговъ въ разрядъ героевъ мыслимо лишь на основѣ уже существующаго культа предковъ, къ которому вообще сводится множество явленій первобытной религіозной жизни и культуры. Вѣроятнѣе всего, что обѣ спорящія стороны нравы,— что нѣкоторые герои суть прежніе боги, низведенные въ борьбѣ съ своими же двойниками, утвердившимися въ общенародномъ вѣрованіи подъ инымъ именемъ, до ступени подземныхъ сильныхъ, другіе же герои суть стародавніе родичи родового и племенного преданія, прославленные предки незапамятныхъ былей, подземные сильные, могущіе вредить изъ-подъ земли живымъ и посылающіе имъ изъ подземья чадородіе и обиліе земныхъ плодовъ. Жертвъ требуютъ, какъ боги, такъ и герои; но обрядъ существенно различаетъ эти два рода жертвъ, придавая жертвамъ въ честь героевъ характеръ приношеній на тризнѣ, посылаемыхъ внизъ, въ подземное царство, совершаемыхъ не на алтаряхъ, а на «очагахъ» и на гробницахъ. Отличительна для героическихъ культовъ ихъ непосредственная и непремѣнная связь съ мѣстомъ погребенія легендарныхъ богатырей-родичей; вотъ почему можно сказать, какъ мы уже выше сказали, что герой y себя дома тамъ, гдѣ сохранились въ памяти преданія, какъ вещественная прикрѣпа культа, eгo гробъ, курганъ или пещера.

VI.
Утрата мѣстныхъ культовъ.

Я сно, что переселенцы, покидая родину, оторвались и религіозно отъ ея почвы, ибо покинули родныя могилы, связанныя съ почитаніемъ родичей. Старый культъ героевъ долженъ былъ для этихъ выходцевъ умереть, какъ конкретная часть религіозной жизни, а сонмъ героевъ, оторванныхъ отъ родныхъ пепелищъ, стать лишь идеальнымъ достояніемъ племенной памяти, неустойчивой и смутной. Эта память сберегла лишь ихъ имена, нѣсколько основныхъ чертъ ихъ родовой характеристики, да еще все то, что успѣло отлиться въ форму пѣсенъ (ôimai) о славахъ (kléa) стародавнихъ доблестныхъ мужей.

Если Иліада изобилуетъ эолизмами, это свидѣтельствуетъ прежде всего о томъ, что въ основу ея легли эолійскія пѣсни-славы. Усвоенныя въ скоромъ времени и сосѣдями іонійцами, которые боролись съ эолійцами изъ-за новыхъ мѣстъ, вытѣсняли ихъ и были ими вытѣсняемы, смѣшивались съ ними до частичнаго смѣшенія говоровъ,— пѣсни эти внесли въ начавшееся новое эпическое творчество свое легендарно-историческое содержаніе крайне искаженнымъ, до неузнаваемости измѣненнымъ. Образы Ахилловъ, Патрокловъ, Гекторовъ, Александровъ были даны въ пѣсенномъ преданіи какъ бы висящими въ воздухѣ, характерно очерченными, но призрачными, бездомными тѣнями; ихъ можно было прикрѣпить къ инымъ мѣстамъ дѣйствія, ввести въ иную связь событій, болѣе близкихъ къ переживаемой жизни. А жизнь эта была полна событіями: только что закончилась такъ называемая тевѳранская война, въ которой новые пришельцы должны были пядь за пядью отвоевывать мѣста для своихъ поселеній y коренныхъ жителей страны; ея перипетіи тотчасъ же слились съ легендарнымъ наслѣдіемъ старинныхъ сказовъ, воспоминанія о ней украсились именемъ Ахилла и умножили собой число подвиговъ староотеческаго героя. Весь этотъ составъ сказовъ, съ прибавленіемъ другихъ ѳессалійскихъ, каковы былины о Пириѳоѣ, Дріантѣ и Ѳесеѣ, вступавшихъ въ бой съ лютыми чадами горъ, Лапиѳами и Кентаврами (Ил. I, 263; срв. XII, 127—194), а также ѳиванскихъ, какъ сказаніе о походѣ семи богатырей противъ Ѳивъ (Ил. IV, 376 сл., 405 сл.), этолійскихъ, какъ миѳъ о Мелеагрѣ и Калидонской охотѣ (Ил. IX, 529 сл.) и многихъ иныхъ,— былъ принятъ іонійскимъ геніемъ, которому дано было какъ бы расплавить eгo въ своемъ горнилѣ и перелить eгo въ новое, стройное единство,— при чемъ, конечно, легенды чужого племени, и безъ того уже зыбкія и измѣнившія свои первоначальныя очертанія, съ еще большею свободою и меньшею памятью о первообразахъ, были использованы въ цѣляхъ установленія общеэллинскаго свода героическихъ славъ и общеэллинской картины божественнаго міроустройства.

Новыя вѣрованія.

Ho не только, съ уходомъ отъ старинныхъ святынь, утратилась осязательность героическаго преданія, прервалась обрядовая жизнь въ области героическихъ культовъ, стерлись опредѣленные очерки героевъ, но еще и цѣлый рядъ чужеземныхъ вліяній въ корнѣ измѣнилъ староотеческую вѣру. Такъ,— и это было главнѣйшимъ событіемъ наступившей новой эпохи религіознаго сознанія,— въ прежній соборъ боговъ вступилъ новый могущественный пришлецъ, малоазійскій богъ, изъ «страны свѣта» — Ликіи,— Аполлонъ,— грозный, гнѣвный богъ съ юнымъ обликомъ, золотыми кудрями до плечъ и серебрянымъ лукомъ

за плечами, страшно звучащимъ,— богъ стрѣловержецъ, мѣтко попадающій издали въ людей и животныхъ своими смертоносными стрѣлами, жестоко мстящій тѣмъ, кто не уважаетъ принадлежащихъ ему угодій и святынь, насылающій моровую язву, умилостивляемый жертвами и особенными обрядовыми пѣснопѣніями, заклинающими моръ и призывающими здоровье — «пэанами»,— столь грозный богъ, что по очень древнему гимну, созданному пѣвцами гомеровской школы, всѣ боги встаютъ съ мѣстъ и дрожатъ при появленіи пришлеца, кромѣ одного отца боговъ, Зевса, да еще матери Аноллоновой, Лет̀о (Лато, рим. Лат

Поэмы Гомера “Илиада” и “Одиссея” были созданы в первой трети I тысячелетия до н. э. в той области древней Греции, которая носила название Ионии. Составителей этих поэм было, вероятно, очень много, но художественное единство поэм предполагает какого-то неизвестного нам единоличного автора, оставшегося в памяти всей античности и всей последующей культуры под именем слепого и мудрого певца Гомера.

Сюжет

“Илиада” и “Одиссея” передают только отдельные моменты троянской мифологии. Поэтому необходимо, насколько возможно, ознакомиться с троянской мифологией в целом, чтобы яснее и отчетливее вы делить, в ней сюжет “Илиады” и “Одиссеи”.

События до “Илиады”. В троянской мифологии “Илиаде” предшествует огромное количество мифов, которые излагались в специальной поэме “Киприи” Стасина Кипрского, до нас не дошедшей. Из этих мифов мы узнаем, что причины Троянской войны связаны с космическими событиями. Троя находилась в северо-западном углу Малой Азии и была населена фригийским племенем. Война греков и троянцев, представляющая собой содержание троянской мифологии, якобы была предопределена свыше.

Рассказывали, что Земля, обремененная огромным человеческим населением, обратилась к Зевсу с просьбой сократить человеческий род, и Зевс решил для этого начать войну между греками и троянцами. Земной причиной-этой войны было похищение спартанской царицы Елены троянским царевичем Парисом. Однако и это похищение обосновывалось чисто мифологически. Один из греческих царей (в Фессалии), Пелей, женился на морской царевне Фетиде, дочери морского бога Нерея. (Это ведет нас в глубь веков, когда такого рода браки для первобытного сознания представлялись полной реальностью.) На свадьбе Пелея и Фетиды присутствовали все боги, кроме Эриды, богини раздора, замыслившей поэтому отомстить богам и бросившей богиням золотое яблоко с надписью “Красивейшей”. Миф повествовал, что претендентами на обладание этим яблоком явились Гера (супруга Зевса), Афина Паллада (дочь Зевса, богиня войны и ремесел) и Афродита (тоже дочь Зевса, богиня любви и красоты). И когда спор этих трех богинь дошел до Зевса, тот приказал разрешить этот спор Парису, сыну троянского царя Приама.

Эти мифологические мотивы весьма позднего происхождения. Все три богини имели долгую мифологическую историю и представлялись в древности суровыми существами. Явно, что вышеприведенные мифологические мотивы могли иметь место только ближе к концу общинно-родовой формации, когда возникла и укрепилась родовая знать. О еще более позднем происхождении данного мифа говорит образ Париса. Оказывается, человек уже считает себя настолько сильным и мудрым, он настолько далеко ушел от первобытной беспомощности и от страха перед демоническими существами, что может даже творить суд над богами.

Дальнейшее развитие мифа только углубляет этот мотив относительного бесстрашия человека перед богами и демонами: Парис присуждает яблоко Афродите, и та помогает ему похитить спартанскую царицу Елену. Миф подчеркивает, что Парис был самым красивым мужчиной в Азии, а Елена -- самой красивой женщиной в Европе.

Эти мифы, несомненно, отражают собой давнишние столкновения европейских греков, искавших для себя обогащения путем войны с населением Малой Азии, имевшим к тому времени высокую материальную культуру. Миф разукрашивает безотрадную историю старинных войн и идеализирует прошлое; понимание этого в дальнейшем нам весьма пригодится при анализе творчества Гомера в целом.

Похищение Елены повергает в большую тоску ее мужа Менелая. Но тут выступает на сцену брат Менелая, Агамемнон, одно из главных действующих лиц “Илиады”, царь соседнего со Спартой Аргоса. По его совету созываются со всей Греции самые знаменитые цари и герои со своими дружинами. Они решают отплыть к тому берегу Малой Азии, недалеко от которого находилась Троя, напасть на троянцев и возвратить похищенную Елену. Среди призванных царей и героев особенным влиянием пользовались хитроумный Одиссей, царь острова Итаки, и молодой Ахилл, сын Пелея и Фетиды. Огромный греческий флот высаживает войско в нескольких километрах от Трои. Греки устраивают здесь свой лагерь и нападают на Трою и на живущих поблизости ее союзников. В течение девяти лет война ведется без заметного перевеса той или другой стороны.

События “Илиады”. “Илиада” охватывает события десятого года войны, незадолго до падения Трои. Но само падение Трои в “Илиаде” не изображается. События в ней занимают всего 51 день. Однако поэма дает максимально насыщенное изображение военной жизни. По событиям этих дней (а их очень много, поэма ими перегружена) можно составить яркое представление о тогдашней войне вообще.

Основная линия рассказа занимает песни I, XI, XVI--XXII . Это повествование о гневе Ахилла и о последствиях этого гнева. Ахилл, один из виднейших вождей греческого воинства под Троей, гневается на выбранного командующим Агамемнона за то, что тот отобрал у него, пленницу Брисеиду. А отобрал эту пленницу Агамемнон потому, что по велению Аполлона он должен был свою пленницу Хрисеиду возвратить ее отцу, Хрису, жрецу Аполлона под Троей. В I песни изображается перебранка Ахилла с Агамемноном, уход Ахилла с поля сражения, обращение его с жалобами на обиду к матери Фетиде, которая и получает от Зевса обещание покарать за это греков. Зевс не исполняет своего обещания вплоть до XI песни, и основная линия повествования в “Илиаде” восстанавливается только в ней, где рассказано, что греки несут серьезные поражения от троянцев. Но в следующих песнях (XII -- XV) тоже нет развития действия. Главная линия повествования возобновляется только в песни XVI, где на помощь теснимым грекам выступает любимейший друг Ахилла, Патрокл. Он выступает с разрешения Ахилла и гибнет от руки виднейшего троянского героя Гектора, сына Приама. Это заставляет Ахилла вновь вернуться к боям. В XVIII песни рассказывается, как бог кузнечного дела Гефест готовит Ахиллу новое оружие, а в XIX песни -- о примирении Ахилла с Агамемноном. В XX песни читаем о возобновлении боев, в которых теперь участвуют уже и сами боги, и в песни XXII -- о смерти Гектора от руки Ахилла. Такова основная линия повествования в “Илиаде”.

Вокруг нее развертывается огромное количество сцен, нисколько не развивающих действие, но чрезвычайно обогащающих его многочисленными картинами войны. Так, песни II-- VII рисуют ряд поединков, а песни XII--XV -- просто войну с переменным успехом для греков и троянцев. Песнь VIII говорит о некоторых военных неудачах греков, в результате чего Агамемнон (IX) шлет к Ахиллу послов с предложением мириться, на что тот отвечает резким отказом. Песни XXIII -- XXIV повествуют о похоронах погибших героев -- Патрокла и Гектора. Наконец, песнь Х уже в древности считалась позднейшей вставкой в “Илиаду”. Она изображает ночную вылазку греческих и троянских героев на Троянскую равнину для разведки.

События после “Илиады”; Эти события подробнейшим образом рассказывались в других поэмах, посвященных троянской мифологии. Существовали целые поэмы, до нас не дошедшие, которые представляли собой продолжение “Илиады”. Таковы поэмы “Эфиопида”, “Малая Илиада”, “Падение Трои”, “Возвращения”.

В этих поэмах изображался поединок Ахилла с амазонкой Пентесилеей, союзницей троянцев, пришедшей к ним на помощь после смерти Гектора. Поединок кончался гибелью Пентесилеи. Сам Ахилл погибал от стрелы Париса, которую направил Аполлон. Рассказывалось, что по предложению Одиссея греки соорудили огромного деревянного коня, внутри которого разместился греческий воинский отряд. Остальные же греки сели на корабли и, сделав вид, что отплывают домой, спрятались за ближайший остров. Оставленный на берегу около деревянного коня грек объяснил троянцам мнимую причину сооружения коня -- это якобы дар Афине Палладе. Деревянного коня троянцы водворили в Трою, а ночью из него вышли засевшие там греки, открыли ворота и сожгли город. Много существовало разного рода эпических повествований и о возвращении греческих вождей из-под Трои. О возвращении же из-под Трои Одиссея повествовала поэма, названная его именем и сохранившаяся до нас.

События “Одиссеи”. События в этой поэме изображаются не так разбросано, как в “Илиаде”, но все же и она не лишена трудностей при ознакомлении с ходом описываемого в ней действия.

Возвращение Одиссея домой занимает 10 лет и, полное всяческих приключений, создает большую нагроможденность событий. На самом же деле первые три года плавания Одиссея изображаются не в первых песнях поэмы, но в песнях IX--XII. И даны они в виде рассказа Одиссея на пиру у одного царя, к которому его случайно забросила буря. Тогда узнается, что Одиссей много раз попадал то к людям добрым, то к разбойникам, то в подземное царство.

В центре IX песни -- знаменитый эпизод с одноглазым людоедом (циклопом) Полифемом. Этот Полифем запер Одиссея и его спутников в пещеру, откуда они выбрались с большим трудом. Одиссей, опоивши Полифема вином, сумел выколоть у него единственный глаз.

В Х песне Одиссей попадает к волшебнице Кирке, а Кирка направляет его в подземный мир за пророчеством о его будущем. Песнь XI -- изображение этого подземного мира. В XII песне, после ряда страшных приключений, Одиссей попадает на остров нимфы Калипсо, которая удерживает его у себя в течение семи лет.

Начало “Одиссеи” как раз и относится к концу пребывания Одиссея у Калипсо. Здесь сообщается о решении богов возвратить Одиссея на родину и о поисках Одиссея его сыном Телемахом. Эти поиски описываются в I--IV песнях поэмы. Песни V--VIII изображают пребывание Одиссея, после отплытия от нимфы Калипсо и страшной бури на море, среди добродушного народа феаков, у их доброго царя Алкиноя. Там Одиссей рассказывает о своих странствиях (песни IX--XII).

Начиная с XIII песни и до конца поэмы дается последовательное и ясное изображение событий. Сначала феаки доставляют Одиссея на его родной остров Итаку, где он поселяется у своего свинопаса Евмея, так как его собственный дом осаждают местные царьки, уже много лет претендующие на руку Пенелопы, его жены, самоотверженно охраняющей сокровища Одиссея и путем разных хитростей оттягивающей свой брак с этими женихами. В песнях XVII --XX Одиссей под видом нищего проникает из хижины Евмея в свой дом для разведки всего, что в нем совершается, а в песнях XXI--XXIV при помощи верных слуг он перебивает всех женихов во дворце, вешает неверных служанок, встречается с Пенелопой, ожидавшей его 20 лет, и еще усмиряет восстание против него на Итаке. В доме Одиссея водворяется счастье, прерванное десятилетней войной и его десятилетними приключениями.